Александр Немировский - Я — легионер. Рассказы

Поднявшись с постели, Пулена собрал в узелок заготовленные ещё с вечера блестящие чёрные фасолины — приношения мёртвым — и обратился к ариме с ласковыми словами:

— Побудь одна, дружок! Не могу я тебя взять на кладбище.

Арима грустно помотала головкой, словно понимая неизбежность разлуки.

Не успели затихнуть шаги Пулены, как проскрипела калитка соседнего дома и показалась голова Пузана с выпученными, как у жабы, глазами. Мясник действовал наверняка. Давно уже он подсмотрел место, где мальчик прятал ключ. Оставалось лишь перебежать дорогу, взять незаметно ключ и просунуть его в замочную скважину. Это отняло несколько мгновений. Тщательно прикрыв за собой дверь, Пузан вступил в полутёмный коридор и прошёл им в атрий. [20] Атрий — центральная часть дома у этрусков и римлян. Свет из квадратного отверстия в потолке падал на деревянную скамейку у стены, на ложе, покрытое узорной тканью, и большой сундук с блестящей медной обивкой. На сундуке сидела арима. Она вертелась, почёсывалась. Появление незнакомца не вызвало у неё и тени беспокойства.

Пузан приближался мелкими шажками.

— Малышка! — басил он. — Не бойся, малышка!

Выражение его лица было таким умильным, как в тот день, когда он делал предложение дочери пекаря, ещё не зная, что отец отказал ей в приданом. В шаге от сундука он резко вытянул вперёд обе руки и схватил ариму. Она рванулась. Но у Пузана была железная хватка.

— Вот и попалась, мразь! — прошипел Пузан, засовывая ариму в заранее приготовленный мешок.

Перед уходом из дома он приоткрыл дверь в сад, чтобы Пулена подумал, будто арима убежала сама.

Всё шло как по маслу. Никто не заметил, как Пузан покидал чужой дом, как прятал ключ. На пути в храм ему так же никто не встретился.

Жрец ждал в условленном месте. На измятом от сна лице Толумены при виде Пузана проскользнуло выражение злорадства. Всё было бы так, как задумал жрец, если бы ему не пришло в голову проверить содержимое мешка. Словно мясник мог ошибиться и поймать вместо аримы поросёнка.

Пузан, рассчитывавший на свою силу, недооценил ариминой ловкости. Стоило лишь приоткрыть мешок, как арима выскользнула, успев при этом укусить Толумену за палец.

С рёвом жрец кинулся за аримой, вприпрыжку бежавшей по улице. Пузан еле за ним поспевал.

Порой когда арима намного опережала преследователей, она останавливалась, дожидаясь их. А потом, высунув язык, неслась дальше.

Видимо, есть в людях какое-то стадное чувство, зародившееся в ту далёкую пору, когда они жили ордами, чувство, порою толкающее на бессмысленные поступки и преступления. Заметив бегущего, толпа устремляется за ним, чтобы поймать, хотя, может быть, этот человек ничего не украл, а просто готовится к соревнованию в цирке. Стоит кому-нибудь одному заглянуть в щель забора с таким видом, словно он обнаружил нечто стоящее внимания, как тотчас же у него отыщутся подражатели и полезут к дырам и на забор. Глупцы!

Так и теперь. У жреца и Пузана, мчащихся за аримой, в толпе отыскалось множество добровольных помощников. С воплями они кинулись наперерез ариме. Никто не подумал спросить, какое она совершила преступление. Но уже с уверенностью кто-то утверждал, что она осквернила храм. Этот слух пополз по толпе, обрастая подробностями. В каких только грехах не обвиняли бессловесное животное! Всерьёз уверяли, что появление аримы в храме — дурное знамение, предвещающее повторение всех прошлых бед: мора, возмущения невольников и войны с римлянами. Богов можно умилостивить лишь принесением жертвы: ариму и её хозяина надо посадить в кожаный мешок и бросить в море.

Смертельно перепуганная арима бросилась к арке, за которой начинался базар, и, сделав головокружительный прыжок, оказалась на её перекладине. Толпа как рой пчёл облепила арку.

— Вот она, — показывали зеваки на ариму. — Видишь, как съёжилась! Теперь ей не уйти!

Услужливые руки подтащили лестницу, и Пузан, вытерев ладонью вспотевший лоб, решительно полез вверх. Арка была деревянной. Верхняя перекладина гладко обтёсана и вовсе не рассчитана на то, чтобы на неё становились. Да ещё люди такой комплекции, как Пузан! Под его тяжестью перекладина затрещала. Падая, Пузан успел схватиться за неё, повис, красный, как варёный рак, с вытаращенными глазами.

В толпе раздался хохот и крики: «А ну, Пузан, подтянись. Ай да Пузан!» Но каким рукам было под силу подтянуть такую тушу? Пузан пыжился, пыжился и наконец, как мешок с песком, грузно полетел вниз.