Владимир Буртовой - Последний атаман Ермака

— Это когда царь Иван Васильевич сильно занемог и уже поговаривали о его возможной смерти? — уточнил князь Иван, напрягая память, чтобы припомнить события, бывшие тридцать с лишним лет тому назад. — Вспоминаю, иных тогда царь крепко наказал, а за что — мне доподлинно неизвестно.

— Да, это было в те давние времена. Бояре в большей части отказались присягать царевичу Дмитрию, который в ту пору ножками еще дрыгал в колыбельке. Они не пожелали идти под руку родственникам царицы Анастасии Романовны Захарьевой-Юрьевой. Снова, как сказывал мне родитель Иван Андреевич, поползли слухи да намеки о сыне Соломонии. Но царь Иван Васильевич оправился от болезни, многие из тех, кто не желал присягать царевичу Дмитрию, поплатились, особенно князья Лобановы-Ростовские, а князь Семен попал в темницу. Зато события шестьдесят четвертого года, уже памятные и тебе, князь Иван, сказываются на всем дальнейшем поведении царя Ивана Васильевича, ежели смотреть на них под углом тех нестихающих потайных слухов, что княжич Георгий жив и прячется где-то среди надежных сторонников.

— Неужели создание царем опричного войска? — поразился своей догадке князь Иван. — Боже, вот где собака оказалась зарытой!..

— Да, князь Иван, именно в этой мусорной яме! — оживился князь Андрей и сделал несколько больших глотков хмельного меда. — Родитель мой Иван Андреевич сопровождал царя Ивана Васильевича, который в октябре шестьдесят четвертого года с семьей неспроста поехал гостить именно в суздальский Покровский монастырь. Туда, где была похоронена бывшая царица Соломония и якобы похоронен ее сын Георгий. Что он там делал? Кого искал? А искал он в гробнице тело малолетнего княжича Георгия!

— Ну, и-и? — князь Иван даже телом подался вперед, устремив на хозяина хором пристальный испытующий взгляд, а на скулах невольно вздулись желваки от напряжения. — Что же?

— Вот тут-то и открылось царю Ивану Васильевичу, что в гробнице княжича Георгия нет, но лежит тряпичная кукла!

Князь Иван перекрестился трижды, скосив расширенные от удивления глаза на иконостас с позолоченной зажженной лампадкой.

— Матерь божья! — только и смог выговорить старший из собеседников. — Что же потом? Меня в ту пору в Москве не было, я стоял на южных рубежах, аккурат во время татарского набега, который мы весьма успешно отбили с большим уроном для крымцев.

Князь Андрей пригладил длинные волнистые волосы, еще тише проговорил, так же подавшись телом вперед:

— Что тела княжича в гробнице нет, мой родитель, за большую мзду, узнал от самой игуменьи Ульяны, которая хорошо помнила старицу Софью Сабурову и была в ту пору уже в довольно преклонном возрасте и взяла с него страшную клятву перед иконой Святой Богородицы ни единым словом о том не обмолвиться, иначе царь Иван всех стариц предаст лютой смерти! Оттого родитель мой Иван Андреевич и молчал до дня отъезда в поход на Пайду, словно знал, что жив оттуда не воротится. Еще неизвестно, от чьей пули погиб князь Иван Андреевич, — со вздохом проговорил хозяин хором и трижды перекрестился.

— Твой родитель в том походе был воеводой передового полка, а я был воеводой сторожевого полка. Пайду мы взяли, я видел, что пуля вошла князю Ивану Андреевичу в правый висок, а чья она — как узнать? Может статься, что царь Иван Васильевич о чем-то догадывался после поездки в Суздаль?

— Помнишь, князь Иван, что из Суздаля царь не поспешил в Москву узнать о сражении с татарами, а метнулся в Александровскую слободу, которую любил и укреплял еще великий князь Василий Иванович? И сидел, затворившись, сорок дней, никого не допуская к себе, кроме самых доверенных — Афанасия Вяземского, Алексея Басманова да Малюту Скуратова! О чем они говорили? Какие думы думали? Москва это узнала из послания царя Боярской думе и к москвичам.

— Когда я в числе прочих бояр и воевод увидел царя Ивана, я поразился его видом и не узнал даже! У него был все тот же высокий рост, но тело из довольно толстого, превратилось в худое, с непрочной походкой, он почти напрочь облысел и стал брить голову, большие глаза бегали с одного лица на другое, словно он ждал от каждого подлого удара ножом. В рыжей бороде наряду с оттенком черноты появилась ранняя седина, а когда кричал на нас, то изо рта вылетала пена. Обзывал всех изменниками, которые едва ли не со дня его рождения говорят поносные слова и непригожие речи о царской семье. Он имел в виду речи о том, что он родился не от великого князя Василия Ивановича, от которого у Елены Глинской не было детей четыре года, а от князя Ивана Федоровича Телепнева-Оболенского, который был ее любовником, а после смерти великого князя тут же был поставлен первейшим боярином, получив чин конюшего.