Владимир Буртовой - Беглая княжна Мышецкая

© Буртовой В.И., 2019

© ООО «Издательство «Вече», 2019

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019

Сайт издательства www.veche.ru

Атаман Степан Тимофеевич Разин рывком откинул полог, шагнул в шатер впереди своих соратников, снял шапку с атласным малиновым верхом и раздраженно бросил ее на ковер рядом с высокой круглой подушкой. Походный дьяк Алешка Холдеев, не ведая причины атаманова гнева, сменился в лице и проворно вскинулся на ноги у столика, за которым, переписывая, множил прелестные письма для скорой отправки с нарочными в ближние и дальние от Синбирска города и села. Степан Тимофеевич на ходу провел левой ладонью по влажным кудрявым волосам, вынул саблю в ножнах из-за пояса, правой рукой взял оба пистоля разом и прошел вглубь шатра.

– Сиди, Алешка, может статься, писать будешь! Входите, атаманы, станем лбы свои морщить, как нам далее ратное дело вести. Покудова мы озабочены половину казаков да понизовых стрельцов держать супротив синбирского острога и кремля, нам этого верткого воеводу Борятинского ни крестом, ни перстом от Волги не отогнать!

Разгоряченный вечерним сражением, атаман опустился на уютную подушку, положил по обе стороны от себя саблю и пистоли, руками охватил колени и внимательно, словно испытуя, обвел взглядом своих верных сподвижников. Темно-карие глаза атамана потеплели, когда увидел их сурово нахмуренные, но не растерянные лица. И к Лазарке Тимофееву со спросом.

– Нет ли каких вестей от наших подлазчиков в синбирский острог?

Кривоплечий и худощавый телом Лазарка боком прошел от входа, присел на ковер рядом с атамановой, обшитой голубым бархатом подушкой, взятой в памятном персидском походе, и, прежде чем ответить, досадливо дернул длинными усами.

– До сей поры в большом нетерпении жду, батько атаман. Днем из острога, вестимо, уйти хитро, вона сколько глаз на стенах порассыпано, словно гороху на току. Сиганешь в ров, а вослед тут же десяток пуль из ружей стрельнут! Но ежели и в ночь не объявятся, знать, ухватил их треклятый воевода Милославский, на дыбе ломает, – и жесткими пальцами стиснул черные деревянные ножны длинной персидской сабли-адамашки с утолщенным концом.

– Жаль будет казаков. – По уставшему лицу Степана Тимофеевича пробежала тень печали. – Пождем еще. Иного нет пока решения. Воевода Борятинский за день сражения не менее двухсот своих стрельцов да рейтар потерял побитыми до смерти и ранеными. А которые у него рейтары из татар – заметили, атаманы? – только издали палят, но с нашими казаками на сабельный размах съехаться не отваживаются, робость в душе имеют!

Лазарка Тимофеев намеревался было сказать, что и они в минувших сражениях потеряли немало добрых казаков и стрельцов, но только сжал сухие обветренные губы, не решился лишний раз печалить атамана. Да Степан Тимофеевич и сам это ведал: среди казаков весь день на коне был, а не под берегом Волги, в стругах сидел…

Атаман взглядом у входа в шатер остановил вошедшего было Яшку, сына названной матери своей Матрены Говорухи, сказал:

– Сходи, братуха, к матушке, в соседний шатер, попроси горячей каши. С голодухи все кишки перекрутило. Как поговаривают в народе – гости на печь глядят, видно, каши хотят!

Алешка со своего места, хохотнув, добавил:

– Вестимо, батько, кровушки не пивши и блоха не скокнет!

Кряжистый Яков молча поклонился атаману, подождал, пока Ивашка Москаль, зять Матрены Говорухи, занял обычное свое место стража за спиной Степана Тимофеевича, шагнул к выходу.

– Алешка, помоги Якову собрать стол, – атаман повернулся лицом к своему походному дьяку. Алешка, счастливый атамановым вниманием, сверкнул юркими синими глазами, проворно подхватился на ноги и поспешил вослед Якову.

– Сей миг будет подано, батюшка атаман. Заботливая Говоруха раза три уже наведывалась узнать, не пора ли атаманов кормить? Вы покудова усаживайтесь поплотнее вокруг стола, – и вьюном скользнул под тяжелый полог. Его звонкий голос донесся от соседнего шатра, в котором верные стряпухи под присмотром Матрены готовили еду атаману и его сотоварищам, не доверяя это важное дело случайным людям из опасения, что воеводские лиходеи могут отравить ее приемного сына, соколика Степанушку.

Через пару минут дородная в теле, седовласая Матрена своими руками накрыла на стол, подала казакам пшенную кашу на сале, дымящееся и пахучее от приправ мясо в двух деревянных мисках, два кувшина опробованного, без потравы, вина, взятого еще на Самаре у кабацкого откупщика Семена Ершова.