— Резоны ваши, казаки, разумны и по делу, — с долей восхищения уму атамана ответил князь Григорий. «Добрую науку дала этому казаку лихая жизнь, — вздохнул воевода, сожалея, что такой ратный ум и не на службе истерзанной Руси, хотя своими войнами с ханом Кучумом и Урусом и оказал посильную в свое время помощь московскому государству. Но я все же обязан исполнить волю царя Федора Ивановича, хотя бы и пришлось против собственной совести обхитрить этого атамана… Дело ведь не столько в нем самом, сколько в его казаках, которые так нужны на Терском рубеже!»
Воевода, улыбаясь, вновь покрутил прядь бороды на пальце и неожиданно нашел достойный, как ему показалось, выход из трудного положения. Обращаясь к атаману Мещеряку, он как бы в задумчивости высказал пришедшую в голову мысль:
— А ежели мы, атаман Матвей, учиним список взятых у казаков ценных вещей, укажем, какую плату за нее хотят получить новые владельцы. Я же тот список со своей отпиской пошлю на имя царя Федора Ивановича с тем, чтобы он дал указ Боярской Думе сделать выплату и прислать в Самару спешных гонцов с нужной казной… Покудова вы ждете починки стругов в затоне, гонец уже будет в Москве, а случится так, что вы сплывете уже в Астрахань, я пошлю следом стрелецкий струг с той казной… Думаю, атаман и есаулы, это самое разумное необидное для вас решение. Каково будет твое слово, атаман?
Матвей переглянулся со своими есаулами, по их лицам пытаясь угадать, годится ли такое решение спорного дела с ногайцами, или показать им мужицкий кукиш и пусть тогда будет, как бог или дьявол на душу положит? Емельян Первой и Томилка Адамов согласно кивнули головами, а Митроха Клык, сдвинув к переносью густые черные брови, не глядя в лицо князя Григория, с раздражением бросил короткую реплику, понимая, что в их положении худой мир с ногаями лучше всякой возможной усложненности, тем более, что их в Самаре не так уж и много:
— Пусть так будет, атаман! Иначе нам без доброго ослопа от ногайских псов-послов не отбиться!
На эти слова князь Григорий поджал губы и внимательно посмотрел на казацкого есаула, который в эту минуту держал голову в профиль. Брови у воеводы вновь вскинулись вверх, он раскрыл было рот, но тут же сдержал слово, которое едва не сорвалось с языка. Воевода повернулся к атаману с радостной улыбкой, ожидая ответных высказываний Матвея Мещеряка.
— Пущай будет по твоему, князь Григорий. Верно молвил есаул Митроха Клык — иначе не угомонятся ногаи, станут кляузные отписки на нас писать в Москву, учнут брюзжать, как мухи осенние, покоя от них не будет! Своими жалобами и на Терском рубеже устроят нам зубную боль, жить не дадут спокойно!
Князь Григорий, довольный словами атамана, потер руки, уже властным тоном приказал:
— Завтра поутру каждый казак изготовит к показу походные сумки, ногайские послы в присутствии моих писцов при дьяке Иване и вместе с есаулами составят перечень вещей с указанием, какая да сколько стоит. Чем скорее сделаем тот перечень, тем быстрее пошлю своего гонца в Москву. Теперь идите к своим людям и все передайте казакам с толковыми пояснениями.
Атаман и есаулы отдали воеводе поклоны, пошли было к двери, как вдруг князь Григорий негромко сказал, и в голосе его все же слышалась некоторая неуверенность — а не ошибся ли он? Мог ведь оказаться просто очень схожим человеком…
— Князь Роман, задержись на малое время!
Митроха Клык от неожиданности слегка вздрогнул, замер у порога, потом медленно обернулся к воеводе, с долей вызова ответил:
— Был князь Роман, да волей царя Ивана стал беглый казак Митрофан! Неужто признал, князь Григорий? Считай, без малого двадцать зим минуло, как виделись в последний раз в Александровской слободе, на пиру кромешников Малюты Скуратова! Не многие князья да бояре с того пира верхом на своих конях разъехались, иных и в санях повязанными развезли, кого в лес зверью на корм, кого в омут спустили!
— Мне счастливо удалось ранее конца пира уехать… А тебя признал, князь Роман, хотя лик твой порчен весьма… Знать хочу, что с тобой приключилось. Слух был, что и ты сгинул в том кромешном походе царя Ивана Васильевича на Тверь да на Великий Новгород! Какую крамолу хотел вывести царь среди бояр, кого он так смертельно боялся, что столько тысяч людей безвинно погубил… А ты вот среди казаков объявился! Вы идите, атаман, а мы с князем Романом поговорим. Что бы там ни было, а у нас с ним общий дальний родич — ярославский князь Василий Грозные Очи, который жил еще до нашествия на Русь хана Мамая. А его правнук Иван Засека и стал родоначальником князей Засекиных!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу