Владимир Буртовой - Последний атаман Ермака

«Ну и смекалист наш старшой атаман! — в который раз подумал Матвей, слушая толковые приказы Богдана Барбоши. — Жаль, очень жаль, что его не было с нами в Сибири! Видит бог, он был бы весьма полезен атаману Ермаку Тимофеевичу!»

— Нечай, тебе быть за главного при рытье водотоков, — повелел Барбоша. — Я скажу Томилке, чтобы потихоньку начали рубить ивовые прутья и сносить сюда. Ну, а мы с тобой, Матвей, будем посменно стоять во главе с караульными казаками. Не очень-то я полагаюсь на слово князь-хана, что он по доброй воле дает нам такой долгий срок на размышление! Знает ведь, что мы не будем сидеть на пенечке, подперев головы руками в бездельном раздумье!

И как в воду смотрел атаман Барбоша, высказывая сомнение в трехдневном мирном стоянии казаков и ногайского войска. Пополудни второго дня караульные казаки с высоких деревьев всполошили городок тремя пищальными выстрелами. Матвей Мещеряк, спешно поднимаясь на помост частокола, вскинул голову и громко спросил:

— Что в степи? Неужто князь-хан сызнова едет к нам для устрашающих разговоров?

Молодой казак, придерживая серую баранью шапку рукой, чтобы не свалилась, просунул голову между ветвей высоченного осокоря, прокричал в ответ, и в голосе слышна была тревога:

— Нет, атаман Матвей! Кабы только со свитой ехал ногайский князь, а то, похоже, со всей ордой!.. Тьма-тьмущая наползает! Будто грозовая туча на хлебное поле! Только молний пока что не приметно!

Матвей расставил ноги пошире, словно уже готовился к отражению вражеского приступа, перевел взгляд с перепуганного казака из числа недавно приставших к его отряду, сидящего на осокоре, в сторону степи — неспешно, легким ходом от дальнего леса, где стояло станом ногайское войско, широко, на всю степь, к Кош-Яику шла конница — колыхались хвостатые копья, легкая, взбитая конскими копытами пыль поднималась над задними рядами, постепенно становилась плотнее и плотнее, скрывая глубину подступающего войска.

— Кажись, началось, — негромко проговорил подошедший атаман Барбоша, сдвигая к горбатому переносью черные густые брови. — Ну так встретим князь-хана казацким гостинцем, коль не хотят с нами мирно жить! Травы в поле да рыбы в реке для нас пожалели! Каким словом аукнется, таким же и откликнется!

От есаулов прибежали посыльные с известием, что каждый из них занял свою позицию на валу городка, готов к отражению приступа.

— Добро! Матвей, ты оставайся здесь, а я пойду к Нечаю Шацкому на восточный конец — а ну как ногаи по Яику на лодках да плотах надумают учинить сплав и высадятся большим числом на остров?

— Иди, Богдан! И дай бог нам силы отбиться ныне! Иначе все сплывем без стругов по Яику в Хвалынское море! — И возвысил голос, чтобы казакам было хорошо слышно: — Разобрались, братцы, по двое! Лучшие стрелки из пищалей бьют по моей команде, напарники вторые пищали тем временем к стрельбе сноровисто готовят! Палить, повторяю, по моему слову, когда ногаи подступятся близко!

На помост поспешно поднялись и встали пообок Матвея Наум Коваль и Марфа — в левой руке она держала свой большой лук, а правой сразу же потянула стрелу из колчана за спиной.

— Не усидела, упрямая, — укорил жену Матвей, но увидел зло прищуренные карие глаза Марфы, легкий румянец от волнения на щеках, не решился прогнать ее с помоста. Марфа смотрела не на мужа, а на вражескую конницу, до которой было не более полуверсты. — Прошу, не подставляй себя под ногайские стрелы!

— Не за тем пришла сюда, Матвеюшка, не волнуйся за меня! — строго ответила Марфа. — Теперь каждая пара рук в деле сгодится!

Высокий ростом Наум Коваль заметно возвышался над частоколом, молча топтался рядом, приноравливаясь с пищалью к стрельбе. Поднял глаза к небу, осмотрел легкие белые кучевые облака.

— Ну и славно — дождя не будет, а то фитили намокнут, доброй стрельбы не получится! — и внимательно стал следить за ногайцами. — Глянь, Матвей, князь-хан делает знаки своим конникам остановиться! Что-то умыслил степной лис в железной броне! Нехорошо, князь, шутишь, людей баламутишь! Умирать, ясно дело, не лапти ковырять, ума много не надо! Подходи поближе, поручкаемся кулаками, поглядим, чья скула крепче!

Матвей и сам приметил, что ногайская конница замедлила бег и перешла на шаг, в сотне саженей от берега остановилась.

— Остерегаются пищального боя, не иначе, — буркнул старый промысловик, недовольно поджимая губы. — Тогда какого рожна в поле выезжали, коль сразу робость спину скрутила!