Владимир Буртовой - Последний атаман Ермака

Барбоша от радости прихлопнул ладонями о гладкую и блестящую столешницу, отчего ендовы переливчато звякнули, показывая звоном, что в них ничего не налито.

— Ай да молодец, Матвей! Порадовал, ох как порадовал! Потому как не у каждого моего казака есть пищаль! А с ногаями биться одними пиками да саблями — урон иметь в людях немалый. Сам знаешь, лучшие казаки ушли с Ермаком в Сибирь, а новых еще учить да учить, чтобы один казак супротив трех ногаев мог на саблях устоять! Аль я не прав, ась?

В шалаш с двумя деревянными расписными мисками вошел молодой щекастый стремянной атамана, поставил кашу на столик, с поклоном удалился. Богдан снял с обрезных отростков вбитого в землю молодого деревца медные кружки, жестом пригласил Матвея к столу, сам уселся напротив и со словами:

— Как говаривали наши предки: будь ты и в поле мне враг, а в доме гость — садись под образа, починай ендову!

А тут не враги, а давние друзья встретились, сам бог велел налить кружки! — Богдан откинул вбок крышку серебряного кувшина, налил в кружки пахучую ерошку. — Выпьем в помин души славного казацкого атамана Ермака Тимофеевича и всех братов-казаков, положивших головы в Сибири во славу Руси и вольного казачества!

Съели по несколько ложек упревшей овсяной каши на мясном отваре, Богдан снова налил жгучей, мятой пахнущей ерошки.

— А теперь выпьем во славу тех, кто жив воротился из-за Каменного Пояса и снова с братьями-казаками готов волю защищать. А случись быть такой беде, то и родную землю от набеглых татар и ногаев оборонять! За тебя, атаман Матвей, и за твоих казаков отважных!

После ужина Матвей вышел из шалаша пройтись по казацкому стану и посмотреть, как расположились на ночной отдых его люди. Порадовался, что есаулы выставили на стругах с ратными припасами надежные караулы — по пять человек, у каждого по три заряженных и готовых к стрельбе пищали на случай внезапного со степи налета ногайских конников.

— Разумно сделали, други, — похвалил он Ортюху, Томилку и Ивана Камышника, чьи казаки стояли в этот час караульными. — Будет какая тревога — метитесь со своими казаками на струги, разбирайте пищали и отбивайте ногаев огненным боем! — И добавил с надеждой в душе, что, быть может, два-три месяца у них не будет больших сражений с ногайцами, можно обучить новоприбывших казаков владению оружием и обустроить удобное становище. — Завтра соберем войсковой круг, там и порешим, в каком месте надежнее всего обустроить казацкую столицу.

И невольно вспомнил крепкостенную Москву, иные города по Волге — Нижний Новгород, Казань да и Астрахань с ее каменными стенами. «Вот бы и нам здесь, на Иргизе альбо на Яике такой город возвести, крепкостенный, да и быть на службе не боярам московским, а Руси, оберегать восточные рубежи от степняков! Не пришлось бы тогда прятаться от сыска, не именовали бы тогда казаков ворами да разбойниками, не звали бы нас на ратную службу только в лихолетье от иноземного нашествия, когда стрельцов да дворян становится мало!» — Матвей, погруженный в свои новые и несколько неожиданные мысли, оставил струги и собрался идти наверх. За спиной послышался дружный смех. Обернувшись, он увидел на пригорке у костра большую группу казаков, а в центре на просторном пне давно спиленного осокоря сидел старец Еремей Петров и забавлял слушателей какими-то байками.

— Пойдем, послушаем на сон грядущий, — предложил с улыбкой Матвей друзьям-есаулам. — Наш Еремей знает уйму потешных небылиц. Интересно, о чем нынче у него сказка?

«— А вот еще вам одна быль, братцы, — оглаживая бороду с долей таинственности заговорил старец, когда казаки отсмеялись, утирая слезы. — Ехал однажды важный боярин из Москвы в свое новое имение через Рязань. Ехал одвуконь с доверенным возчиком. Дорога дальняя, боярин заскучал — с возчиком наговорился уже досыта. Не доезжаючи верст десять до Рязани, распрягли коней, чтоб те отдохнули, сами сели при дороге перекусить, чем бог послал из запасливого сундучка.

Вдруг видят — по дороге деревенский отрок идет, босой, с палкой в руке и пустая торба за спиной. Идет отрок, песни поет да сам для себя что-то веселое приговаривает. Обрадовался боярин, говорит отроку строгим голосом:

— Послушай, мужичок, сказывают на Москве, что рязанцы великие мастера всякие небылицы сказывать. Скажи что-нибудь, дам серебряную копеечку.

Отрок зыркнул на важного боярина да и говорит:

— Я еще мал, не выучен брехать сказки. А вот родитель мой начнет говорить в Москве — до Рязани не остановится. Со смеху помереть можно, вот каков мой родитель!