Петр Бородкин - Тайны Змеиной горы

— Видел? Понравилось, чай!

Приказчик рухнул пластом наземь, жалобно заверещал, как синица в лапах ястреба:

— Как не видеть, благодетель! Видел, видел! Не дай бог такого изведать на старости лет!..

— Вот то-то же! Теперь езжай с богом да не забывай, против чего крест клал…

В ознобе Сидоров сел на повозку. Всю дорогу, как живое, стояло в глазах видение страшного демидовского суда, в голове вертелась неотступная мыслишка: «Лют хозяин, запорет, как волк ягненка, коли прознает про какое своевольство или утайку».

И все же страх постепенно рассеивался, в глазах загорались алчные огоньки.

С приездом в Колывань приказчик утешил Федора:

— Жди. Награда будет.

Федор резонно заметил:

— Дорога ложка к обеду.

Приказчик понизил голос до полушепота и предупредительно сказал:

— Не вздумай хозяину напомнить, не то плетей изведаешь в достатке, кандалами нагремишься…

— Не пужай, — сказал Федор. — Все равно доношение подам.

— Что ты, что ты! В уме ли? И не думай даже, — замахал приказчик руками. — Преизрядно хозяин поистратился в тяжбах, оттого лютее прежнего стал. Рука у него тяжелая, враз дух вышибет…

Федор с Соленым все-таки написали доношение.

Прошло много недель. Приказчик вызвал обоих рудоискателей, потряс над головой какой-то бумажкой и с состраданием заговорил:

— Видно, не в рубахах родились, ребятушки! От самого хозяина сия бумага получена, а в ней строгий наказ отменно отстегать вас плетьми за предерзкую просьбу. — Приказчик закатил глаза. Сухое лицо передернула притворная судорога. — Только грех великий за ослушание я решил взять на свою душу. Тот наказ оставлю впусте, и через то умножится радение ваше в рудных поисках. Мотайте на ус: молчание — золото. А теперь ступайте по домам.

В другой раз приказчик снова утешил Федора:

— А ты не роняй голову. Как только солнце снег с земли сгонит, снова пойдешь на рудный поиск. Подсказывает сердце мне: рудный клад сыщешь побогаче Змеевского. Тогда-то награда не минет тебя, потому как отныне все мы под одним хозяйским началом ходим.

Слова приказчика, как иглами, задели Федора.

— А я не пойду больше руду искать! Проку оттого ни на полушку. В Колывани куда спокойнее и подручнее робить.

Сказал Федор и осекся. Знал: ни за что на свете не променял бы прозрачный горный воздух, ночевки у костра на дымный поселок. Да и не волен Федор сам себе работу выбирать. Что заставят, то и делать будет.

Приказчик не обрушился горным сокрушающим обвалом. Принялся миролюбиво наставлять.

— Ни к чему горячишься, Федор. Веру в тебя немалую имею и от рудных поисков не уберу. Смекай о том своей головой. А сейчас… Эх, была не была!.. — В голосе послышалось озорство, будто приказчик намеревался преодолеть трудное препятствие. — На свой страх перед хозяином дерзну! Поди-ка, не повесит за своевольство. Бери, Федор, десятирублевик в награду! Получишь за новое открытие — возвернешь.

Рудоискатели перебросились короткими взглядами и без слов поняли друг друга.

— За милость спасибо, Мокеич, — сказал Федор и решительно отрезал: — Только не возьму десятирублевика, коли не заслужил.

Приказчик не прятал довольной улыбки, все обернулось как нельзя лучше. Он без особого труда перехватил доношение в Невьянск и думал утешительное: «Запугал рудоискателей так, что не пискнут отныне…» И не столько от этого в душе горланили петухи. Демидов жаловал за открытие Змеевой горы сто рублей. Приказчик ощущал пальцами, как в кармане приятно скользили новенькие ассигнации.

«Все, до единой копеечки, моими стали!»

Малолюднее становилось на вечеринках. Некоторым парням удалось сыграть свадьбы в зимние месяцы. В Колывани поубавилось число девиц, и без того невеликое. Теперь с Настей гуляло в хороводах не более десятка подруг. И те засиделись в девках оттого, что неприметны, неказисты на вид. Парней же по-прежнему избыток.

После памятного вечера Настя заметно для всех притихла. Угадывала девичьим чутьем: не от стеснительности тогда Федор так равнодушно ответил на ее желание. «Видно, не по сердцу я ему…» Жгучим огнем опалила душу Насти обида на себя за то, что бессильна перед Федором. «Неужели я так неприметна, что не нравлюсь ему?..»

Все считали Настю красивой. И она вдруг оживилась от желания проверить — так ли это. Прошлым летом ей доводилось видеть свое отражение в озерной воде, ломкое, нечеткое. Кроме-то смотреться не во что. В доме работного человека все пожитки на пальцах перечтешь. У Ивана Белоусова тем более. Как у странника: что поместится за плечами, то и его.