Петр Бородкин - Тайны Змеиной горы

Под гребнем самого южного холма зиял глубокий черный провал — след древних разработок. Крутые роговиковые обрывы подернулись бледно-зеленой мшистой плесенью. Местами сквозь нее проступали узорные переплетения желто-охренных, медно-лазурных и искрящихся кварцевых прожилок. Из провала веяло сырой прохладой. Сколько потребовалось времени и сил чудакам, чтобы выбрать крепкую горную породу при помощи мягкого медного кайла и таких же клиньев и скребков? Всякий раз при встрече с давно заброшенными рудными разработками Федор задавал себе этот навязчивый вопрос, мысленно уносился в седое таинственное прошлое. В воображении вставали смутные образы людей-великанов, бескорыстных тружеников. Федору доводилось находить под толщами горных обвалов скелеты чудаков, мешки из звериных шкур, по самую горловину набитые рудами. Не из-за великой корысти, а по жестокой необходимости древние люди вгрызались в камень, чтобы от природы взамен получить скудное пропитание.

Федор улавливал сходство между собой и чудаками. Сколько раз он смотрел в глаза опасности, выходил победителем в смертельном единоборстве с ней! А ради чего? Единственно в угоду корысти Демидова и его приказчиков. Дары земли умножали их богатство. Рудоискателю из того доставалось ровно столько, чтобы в обрез хватило силы для поисков новых рудных кладов…

По веревке Федор спустился вниз. От подошвы провала в разные стороны уходили горизонтальные выработки без малого в рост человека высотой. Входы в них — настоящие звериные пасти — густо усеяны острыми каменными выступами — клыками. В выработках темно и душно. Сверху срывалась густая холодная капель, звонко била по камням.

Не день и не два рудоискатели шарили в старых чудских копях. При свете факела изломы горных пород поражали глаз разнообразием своих форм, цветов и рисунков. Сине-дымчатые и серовидные струеватые роговики поблескивали вкрапленными кварцевыми жилками, слюдяными глазками и горными хрусталиками. Разноцветные и разнотонные шпаты, кварцы и мергели были украшены тонкими веточками горной сини, лазури, медной зелени, пятнами багрово-красной и желтой охры.

Федора увлекли поиски. Однажды чуть не на четвереньках пробрался в конец самой длинной выработки и принялся за работу. Гулко звенел, разбрызгивал по сторонам искры увесистый молоток. Федор невольно любовался неповторимой красотой подземелья. На острых каменистых выступах от факельного света загорались трепетные волшебные огоньки.

В крепкой роговиковой породе все чаще встречались рыхлые охренные жилы. Работа пошла быстрее, Федор не сбавлял жару — подстегивало любопытство и неукротимое желание глубже проникнуть в тайны молчаливого камня.

От сильного удара молотка неожиданно над головой зашевелился со зловещим шорохом острозубый свод. Не успел Федор отпрянуть, как на него посыпался тяжелый каменный град.

…Федор не знал, сколько времени находился в беспамятстве. Очнулся в кромешной тьме: факел погас. Первое, что уловил слух, был резкий, пронзительный свист. Он заставил вспомнить про Горного змея.

Федор приподнялся с мокрых скользких камней. Кружилась голова, ныли спина и плечи, по лицу и шее скатывались теплые струйки. «Кровь, — догадался Федор, ощупал себя, резко повернулся. — Кости целы…»

Впереди сочился серый полумрак. Вспомнилось, что вход в подземелье — за поворотом выработки. Федор пополз. И опять тот же свист, но более явственный и близкий. Лицо обдал приятный холодный ветерок, рожденный незримым полетом летучих мышей.

Вот и выход. Мысль о Горном змее бесследно исчезла, когда Федор на дне провала увидел Ивана, который надул щеки, чтобы свистнуть.

— Что с тобой? Сколько часов искал тебя, грудь и глотку от натуги разрывает!..

На верху провала Иван долго отпаивал водой товарища, тряпицами, песочными присыпками унимал сочившуюся кровь.

Перед уходом на стан приключилось второе несчастье. Откуда-то с каменистой кручи сорвалась змея, в шею ужалила Ивана.

Федор приказал лечь на щебень, разрезал ранку и припал к ней. Долго и старательно высасывал вместе с кровью змеиный яд. Когда вокруг ранки спала опухоль и появилось здоровое красное пятно, уверенно сказал:

— Теперь сто лет живи, ничего не будет.

Федор томился от вынужденного безделья. Пока заживали ушибы и ссадины, многое передумал. «Не будь Ивана, вряд ли выбрался бы я из каменной ловушки… А может, и принял бы смерть чудака».