– А может быть, не он? А может, дьявол какой-нибудь?
– Черт с ним! Кого нам теперь бояться? Хуже некуда!
Уже отчетливо слышен скрип телеги. Люди напряженно смотрели в ту сторону, откуда он доносился. Кто-то не выдержал и крикнул:
– Шмая, ты?
– А кто же ещё? – донесся после короткой паузы голос кровельщика. – Кому ещё в такое время по лесу таскаться, как не разбойнику?
Все облегченно вздохнули. Судя по ответу, Шмая возвращался не с пустыми руками.
Телега подъехала, нагруженная мешками. Разбойник Шмая велел женщинам поделить все, что было доставлено. Голодные люди жадно принялись за еду, благодарили Шмаю.
– Не за что меня благодарить! – сказал он. – Вот кого благодарите! – указал Шмая на небо. – Он там сидит и только и делает, что заботится о бедном люде: не нравится ему, что мы спим на своих кроватях, он посылает на нас войну, напасть среди ночи, гайдамаков, Петлюру, выгоняет нас в лес, чтобы мы подышали свежим воздухом, пожили на даче… Вообще он очень нас уважает…
– Шмая, что это за разговоры? – дрогнувшим голосом спросил реб Арье. – Не ропщи на всевышнего, а то ты всех нас погубишь…
– Нам уже, реб Арье, бояться нечего, – ответил Шмая.- Наш паек горестей господь бог выдал нам сполна!
Шмая пошел посмотреть, как сооружаются шалаши. Потом начал рыть землянку. Он стоял уже по колено в яме и умелой солдатской рукой ловко и неторопливо выбрасывал полные лопаты земли.
– Сейчас, братцы, построим парочку дворцов и будем жить, как графы! Совсем неплохо! Арендной платы вносить не надо, квартиры тут даром – благодать! – говорил Шмая и затянул песенку, которую привез с войны:
Как осколок от гранаты
В грудь солдату угодил,
Только верный конь солдата
До могилы проводил.
Только птицы над могилой
Пролетают в вышине.
Ой ты, ворон чернокрылый,
Что закрыл ты очи мне?
– Снова в нем солдат заговорил, на душе полегчало. Напевает, – проворчал старик. И что это за человек? Пойми его…
– А ну-ка, у кого лопаты, принимайтесь, за работу! – крикнул Шмая. – Будете без дела стоять, пятки замлеют…
– Ты что это, сынок, такой веселый? – спросила старая соседка.- Уж не хватил ли на хуторе самогона?
– Эх, дорогая моя, кабы мы этой самой меланхолии волю дали, так нас бы давным-давно на свете не было. Один мудрец, нищий, сказал мне однажды, что день, когда мы не смеялись, – это день потерянный. Но ничего, мы ещё посмеемся, всем врагам назло! Эх, рассказал бы я вам одну забавную историю, да время сейчас не то…
– Шмая, скажи, дорогой, сколько лет прожил твой дед? – спросил вдруг извозчик Хацкель.
– Мой дед? Всего сто шесть лет…
– А отец?
– Э, мой отец, кабы не был убит под Порт-Артуром, дотянул бы до ста.
– Человек вроде тебя, – Хацкель хлопнул его по плечу, – такой человек, как ты, должен жить по крайней мере полтораста лет!
– Это за что же мне такое наказание? – удивился Шмая. – Разве я кому-нибудь зло причинял?
Он поднял голову к шумящим дубам. Они тяжело стонали, а когда ветер стихал, слышно было, как падают листья. Лес предвещал новый дождь, по которому здесь, конечно, никто не скучал.
Ночью лес расшумелся, как перед бурей. Люди кое-как устроились на ночлег. Шмая и ещё несколько человек, вооруженные винтовками, охраняли лагерь.
Шмая вдруг услышал стук колес, переглянулся с парнями, и глаза у него загорелись: что ещё за новая напасть?
Глухой стук приближался.
– Может быть, разбудить народ?
– Погоди, детей испугаешь…
– А начнут стрелять, убивать – лучше будет? Если на нас нападут, будем драться до последнего…
– Тише! – перебил Шмая и направился в сторону тракта.
Показался воз, другой, третий, рядом с возами шли крестьяне и мирно беседовали.
– Стой! Кто идет?
Первый воз остановился. Стихло. Несколько человек подошли, огляделись.
– Крестьяне… Из Петривки…
Шмая подошел к возам и вдруг услыхал знакомый голос:
– Спивак! Это ты, братец? Не узнаешь Михайлу Шевчука?
– Михайла! Как ты сюда попал?
Поздоровались, обнялись. Шевчук рассказал:
– Слыхали мы, что бандиты пожгли ваше местечко. Собрали в деревне у бедняков хлеба, картошки, ещё кое-чего и повезли вам. А в местечке никого нет. Какая-то бабушка рассказала, что в лес, мол, ушли. Вот мы вас и ищем. Привезли, что можно было…
– Боже мой, боже мой… – вмешалась в разговор Ковалиха, пожилая крестьянка в потертой свитке, закутанная в большую старенькую шаль,- У нас на площади, у церкви, гадюки проклятые шестерых убили. Чтоб к большевикам не уходили. Грозились, если кто хлеб в местечко повезет,- убьют. Слыханное ли дело? А мы знаем, как вы тут мучаетесь с малыми ребятами…
Читать дальше