Хаим Зильберман - ВОССТАНИЕ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ

– Ну, что вы уставились на нас? – обратился он к солдатам. – Что вы, людей не видели? Испугались? Не бойтесь, мы вам ничего не сделаем!

Он говорил по-русски, и солдаты, да и многие заключённые, ничего не понимали. Но Васю это не смущало. Он сделал шаг вперед, переступил через порог и продолжал свою речь тихо, уверенно, словно беседовал со старыми друзьями:

– Вы – солдаты, и мы – солдаты! Что же, будем убивать друг друга?

Я принялся торопливо переводить. Вася немного помолчал, как бы ожидая ответа конвоиров, и снова заговорил:

– Думаете, фюрер пожалеет вас? Как бы не так! Вам тоже не выйти отсюда живьем! Ну, что же вы молчите?

– Да что они понимают! – сердито крикнул болгарин.

– Нет, понимают! – отозвался Вася. – Они – люди, значит, должны понимать! Не поймут сразу, надо сто раз, двести раз объяснить. Сумей объяснить – и поймут.

Он снова повернулся к конвоирам и, глядя то на одного, то на другого, продолжал:

– Не родился же ты в этой форме? Думай, браток, думай! – Он постучал пальцем по собственному лбу. – Пора уж тебе и подумать!

Никто не сомневался, что убежавший наверх комендант вот-вот вернется с отрядом эсэсовцев. Слушая разговор Васи с конвоирами, мы в то же время чутко прислушивались к тому, что делалось там, в глубине коридора, за поворотом. Однако всё было по-прежнему тихо, и это не только удивляло, но почему-то даже раздражало многих. Старик Амадей, стоявший в самом углу камеры, вдруг подал голос:

– Ну что там наконец? Идут они?

– Идут! – ответили ему.

Да, они шли. В коридоре слышался гулкий топот.

Мы, словно сговорившись, быстро улеглись на свои места. Наступила тишина, самая обычная тишина спальной камеры. Казалось, будто люди просто устали и их сморил сон, когда эсэсовцы – их было человек десять да несколько осталось за дверью – ворвались к нам. Последовала команда: всем встать и построиться в проходе. Лишь немногие подчинились ей. Начальник отряда повторил приказ. Эсэсовцы, на этот раз вооруженные автоматами, злобно ругаясь, принялись грубо расталкивать заключённых. Они взбирались на вторые и третьи нары и с помощью прикладов сбрасывали оттуда людей. Дверь по-прежнему была открыта настежь; на пороге стояли эсэсовцы с наведенными на нас автоматами. Вдруг вспыхнул яркий свет: к обычному освещению прибавился мощный луч дополнительного прожектора, направленный в камеру из коридора.

Долго пришлось эсэсовцам, пыхтя и ругаясь, лазить по нарам и гнать оттуда людей. Мне запомнились оба «капуцина»; они долго зевали, потягивались и кряхтели, словно обиженные тем, что их так некстати разбудили. Кто-то из заключённых встал в строй и тут же прислонился к стене, делая вид, что снова задремал. Другие долго искали свою обувь – тряпичные шлепанцы, чтобы не становиться босыми ногами на пол.

Начальник эсэсовцев ругался и угрожал, но это мало помогало делу. Прошло не меньше получаса, пока все заключённые наконец поднялись. Но вот нары опустели, людей построили в две шеренги. Мы поёживались, зевали, прислонялись к стенке, тесно прижимались друг к другу, будто бы отчаянно борясь со сном, всеми силами показывая своё равнодушие к появлению сердитого начальника, невесть зачем пожаловавшего к нам в столь неудобное время и помешавшего наслаждаться отдыхом.

Должен вам сказать, что мне впервые в жизни довелось видеть подобный метод борьбы. Прежде я и понятия не имел о том, что это такое. Отвечать на негодование врага равнодушным позевыванием, клевать носом и прислоняться к стене, чтобы хоть минутку соснуть, когда на тебя наведено дуло автомата, – это, можете мне поверить, не всякий умеет. Когда я посмотрел на Васю и увидел, как угрюмо он уставился в пол, будто только что неожиданно разбуженный и продолжающий стоя спать, мне, в самом деле, показалось, что эсэсовцам долго пришлось его будить. Раньше мне представлялось, что в подземелье мы забыли о том, что мы люди и, следовательно, ничему не научились, а теперь выяснилось, что, живя под землёй, под неусыпным невидимым контролем начальства, в постоянной опасности, мы научились мечтать о настоящей жизни, любить её и с мыслью о ней бросаться в неравную борьбу, применяя самые неожиданные и рискованные средства.

Я был совершенно ошеломлен, услышав позади шепот.

– Момус! – прошептал Отто почти в самое ухо Шарлю.

Тот кивнул головой и задумался. Потом нагнулся к Отто и сказал:

– Ормузд!

Они продолжали игру, и, казалось, не видели ни эсэсовцев, ни заключённых. На этот раз друзья решили вспомнить всех известных им древнегреческих, древнеримских и древнеперсидских богов и богинь.