Илья Гордон - ТРИ БРАТА

Танхум ясно представил себе, как будут лопаться от зависти встречные, когда он в богатой бричке, запряженной откормленными лошадьми, проедет мимо них со своей женой.

– Вот, – скажут они, – привалило парню счастье: шутка ли, какое ему досталось богатство, сущий клад!

И, увлекаемый этой соблазнительной картиной будущего счастья, Танхум еще стремительней зашагал по безлюдной дороге. Солнце беспощадно припекало. Вытерев рукавом разгоревшееся лицо и перекинув с одного плеча на другое связанные шнурками ботинки, он, припечатывая босыми ногами раскаленную пыль, прошел Графскую балку и поднялся на бугор. Перед его глазами выплыло село Святодуховка, а слева неподвижно уставились в небо застывшие в этот тихий день ветряные мельницы; за ними маячили хаты села Рафеевки, откуда до колонии оставалось не больше пяти верст.

Чем ближе подходил к колонии Танхум, тем больше он волновался: разве можно прийти свататься к дочке состоятельного хозяина в таком неприглядном виде, в такой поношенной одежде? Но покупать новый костюм было опасно: мало ли что подумают подозрительные люди, мало ли какие слухи распустят злые языки? Лучше уж походить пока так, как есть. Но какая же сваха пойдет сватать девушку, не зная жениха, не зная, кто он такой, что он собой представляет? Нет, сваху надо подыскать знакомую, и Танхум решил повернуть к ближайшей колонии Назарич, где жила его старая тетушка Гита. Хотя это была очень слабая, болезненная от постоянного недоедания старушка, но голова у нее была ясная. Она еще могла удачно сострить и ввернуть порой такое словечко, что и сама засмеется, хватаясь руками за живот. Танхум нет-нет да и заявится к ней, чтобы перекусить и выпросить несколько копеек из «узелка», в который она всю жизнь кое-что откладывала на черный день.

В благодарность за это он иной раз скашивал траву на ее единственной десятине земли, которую едва ли кто-нибудь и когда-нибудь пахал и засеивал. Высушенное сено помогал ей продать какому-нибудь хозяину, чтобы потом копейку за копейкой выманить у старухи эти жалкие гроши.

Появление Танхума на этот раз показалось тете Гите неожиданным.

– Танхумке, откуда ты, дорогой, взялся? – спрашивала она. – Почему так долго тебя не было видно? Что поделывают отец, твои братья, Рахмиэлке и Заве-Лейбке? Как вы там живете, бедные сиротки? Кто вам стирает, готовит обед, подает на стол?

Вопросы так и сыпались один за другим, и Танхум не знал, на какой отвечать в первую очередь. И только один раз он оживился и на заботливый вопрос тети, голоден ли он, быстро ответил:

– Да, я бы поел чего-нибудь.

Тетушка подала ему кусок черного хлеба, несколько холодных картофелин «в мундире» и небольшую луковицу. Танхум жадно набросился на еду и быстро с нею управился. Он охотно поел бы еще (тетя это заметила), но – увы – больше угостить племянника было нечем. Танхум запил скудную трапезу холодной водой из медной кружки и хотел было обиняком завести разговор о том, не знает ли тетушка кого-нибудь в колонии, куда он собирается зайти сегодня, но тетушка предупредила его вопросом:

– Тебе чего-нибудь нужно, мой дорогой?

– Да нет, ничего не нужно. Просто я проходил мимо и решил, что неплохо бы проведать свою старую тетушку Гиту.

Старуха улыбнулась, подумала: «Не согрешу я, если не поверю тебе, мой дорогой племянничек». А вслух с чуть заметной иронией промолвила:

– Мило, очень мило с твоей стороны, что не забываешь свою старую тетку.

– А как же иначе? – важно протянул Танхум. Однако проницательная старуха ясно видела по глазам племянника, что его привело к ней какое-то дело, что она ему зачем-то нужна. А Танхум все не решался открыть цель своего прихода. Делая вид, что он собирается уйти, он несколько раз вставал с места и снова садился, болтал о том о сем, говорил первое, что приходило ему в голову, но наконец осмелел и брякнул:

– Тетя, я хочу жениться.

– Жениться? – переспросила ошеломленная неожиданным заявлением племянника старуха. – Ну что ж, пожалуй, в этом есть смысл. Но ведь ты еще не отбыл воинской повинности, да и подработать для этого дела не мешало бы, чтобы приобрести какое ни на есть хозяйство, приодеться.

– У меня все есть, тетя Гита, – отрезан Танхум. Тетя смотрела на него изумленно – шутит, что ли, племянничек или, не дай бог, совсем спятил.

– Смеешься ты надо мной, Танхумке? – спросила она. – Откуда у тебя все взялось?

– Не важно откуда. Пусть у меня всего этого и нет сейчас, так будет в скором времени, – заверил он старуху. – И невеста есть на примете.