Михаил Волконский - Записки прадеда

Орленев с Дорониным стали аплодировать снова. Их поддержали. Шарлотта вышла опять и опять присела. Вместе с ней кланялся почему-то и негр в грязной чалме.

Оттого ли, что Орленев чувствовал себя в особенном, приподнятом и размягченном настроении, или действительно эта маленькая Шарлотта, как звали укротительницу, была такая, но только она казалась ему очень несчастной. Много горя, должно быть, вынесла она.

«Да что горе! — почему-то вдруг пришло в голову Сергею Александровичу. — Сумей управить скорбью, и она станет счастьем».

Есть и были редкие люди на земле, для которых страдания составляли счастье. Ну, так вот Шарлотта, казалось Орленеву, принадлежала к таким людям.

Публика поднялась со своих мест и стала выходить из балагана. Чувствовалось, что хотя и было интересно, но представление не вполне удовлетворило ее.

— Вы куда теперь? — спросил Доронин, когда и они наконец очутились на вольном воздухе.

— Я?.. Не знаю! — начал было Орленев. — Впрочем простите, — вдруг добавил он, — я забыл совсем, мне нужно поспешить! — и, торопливо простившись с Дорониным, он, вдруг быстро зашагав от него, побежал почти.

Дело было в том, что он узнал теперь старую француженку, которую заметил еще в балагане. Она стояла в некотором отдалении и осматривалась, как бы соображая, в какую сторону ей следовало идти.

Это была та самая француженка, которую видел Орленев в Лондоне, когда она прибежала, ища Идизу. Тогда Сергей Александрович видел ее мельком, почти мимолетно и потому не мог вспомнить сразу ее лицо, но теперь он узнал ее. Это была она, несомненно.

Говорят, случай помогает влюбленным, и на этот раз поговорка вполне оправдывалась.

Орленев подошел к француженке и, не соображая хорошенько о том, что ему говорить и как повести речь с ней, сразу спросил:

— Это вас я видел в Лондоне с мадемуазель Идизой?..

Старуха француженка отшатнулась пораженная, но сейчас же ее лицо расплылось в улыбку, и она вежливо проговорила:

— Простите, но я не знаю, с кем имею честь говорить?

— Я со вчерашнего дня — жених мадемуазель Идизы; если вы все еще при ней, то можете спросить подтверждения у господина Гирли. Я — Орленев! — ответил Сергей Александрович, не столько словами, сколько интонацией голоса желая убедить ее, что он — то самое лицо, которым рекомендуется ей.

Француженка посмотрела на него и поверила.

— Да, я при мадемуазель Идизе, — ответила она, — и знаю все, что произошло вчера. Вы, может быть, идете к ней теперь, так нам по дороге. Сегодня день, когда у меня отпуск, и я гуляю… Но пора домой.

Лучшего ничего и не желал Орленев. Он только боялся одного: как бы не показать француженке, что он не знает, где собственно живет его невеста, а то она могла подумать, что почему-нибудь он это знать не должен, и может отказаться от его сопровождения.

— Позвольте, — остановила она, — в которую сторону река, как вы ее называете, Нева?

— Нева в эту сторону, — ответил Орленев и повел француженку к набережной.

— В этом Петербурге с его огромными расстояниями, — начала болтать француженка, — я всегда путаюсь. Сегодня прямо из дворца я взяла лодку и приехала сюда. Вышла, вижу — театр, купила себе место и просидела представление, и вот вся моя прогулка.

«Из дворца? — соображал Орленев. — Значит, они живут во дворце? Но в каком?»

Ни одного дворца из Императорских, кроме Зимнего, на берегу Невы не было. Дворец Анны Иоанновны, что был построен у Летнего сада, был уже сломан. В придворных помещениях, значит, Идиза и француженка не могли жить. Оставались частные «дворцы», но и таких было очень мало.

«Неужели Таврический?» — мелькнуло у Орленева.

Придя на набережную, они выбрали лодку и уселись в нее. Орленев все это сделал, как будто превосходно знал, куда лежит их дорога.

— Куда везти? — спросил лодочник. Француженка молчала, ожидая, что распорядится Орленев.

— К Таврическому дворцу, — сказал он нарочно так отчетливо, чтобы француженка могла понять это.

Он успел уже обдумать, что приказать лодочнику. Если бы он ошибся, то сказал бы, что он вспомнил, что ему нужно быть в Таврическом дворце по службе и что потому он сначала велел ехать туда. Но он, видимо, не ошибся: француженка не поправила его.

Не уверенный вполне, поняла ли она его приказание лодочнику, Сергей Александрович, выждав некоторое время, сказал, будто так себе:

— А правда хорош Таврический дворец?

— О да! — ответила француженка. — Там очень удобно. И какой прекрасный сад!