Сергей Семанов - Крымская война

Георгий Чичерин: «Вскоре после Берлинского договора английские войска произвели вторжение в Афганистан. Эмир Шир-Али решил лично отправиться в С.-Петербург, но 9 февраля 1879 года, не доехав даже до Ташкента, он скончался.

В 1879 году, 22 и 23 августа, состоялось совещание императора Александра II и Вильгельма I в городе Александрове. Той же осенью Германия и Австро-Венгрия заключили друг с другом оборонительный союз.

В том же 1879 году, летом, была предпринята экспедиция для покорения Ахал-Текинского оазиса. В 1880 году начался второй поход под начальством ген.-адъютанта Скоблева... Население отказывалось от противодействия и просило о принятии его в подданство русского царя.

В эти годы, после Берлинского конгресса, кн. Горчаков, вследствие старости и болезни, мало принимая деятельного участия в непосредственном руководстве дипломатическими делами и по долгу, пребывал за границею. 28 марта 1882 года он всемилостивейше уволен, согласно желанию, по совершенному расстройству здоровья, от лежащих на нём обязанностей по Министерству иностранных дел, с оставлением в звании Государственного канцлера и члена Государственного совета».

Государь император Александр Николаевич умел подбирать дельных сотрудников. В этом смысле его вполне можно сравнить с прабабкой Екатериной Великой. Горчаков, его министр, мог добиться таких успехов только потому, что сильная фигура Императора Всероссийского мощно стояла за его текущими делами.

Итак, политическая борьба и её внешнее отражение — дипломатия — продолжала своё бесконечное, безостановочное, всегда противоречивое движение. Афганистан... Центральная Европа... Средняя Азия... Но все эти и иные многочисленные дела решались уже без участия главы российского МИД светлейшего князя и канцлера Горчакова. Уже в 1879-м управление Министерством по сути дела было поручено Николаю Карловичу Гирсу, бывшему управляющему Азиатским департаментом и заместителю («товарищу», как выражались тогда) Горчакова. Выбор преемника оказался не лучшим (мягко говоря), и с тех пор начался неуклонный спад российской дипломатии в целом. Впрочем, это уже иной сюжет...

Но Горчаков должность свою сохранил, на покой не уходил. Скрытный старик никому ничего не намекал, но все понимали: он ждёт двадцатипятилетнего юбилея своей службы на посту министра. Это был уже не жест великого человека, старческая слабость поразила столь сильную некогда волю. Наконец, 4 апреля 881-го он получил императорский милостивый рескрипт, шестой по счёту, где ему пожаловали портреты покойного императора и только что воцарившегося Александра III «с бриллиантами для ношения на груди». Высшей награды императорская Россия не знала за все двести лет своей истории! Летом 881-го состоялся высокоторжественный юбилей канцлера, на котором прозвучали все положенные в подобных случаях слова и восхваления. Затем Горчаков стал собираться в отставку, но и тут не торопился, затянув дело до следующей весны.

В марте 882-го Горчаков окончательно покинул службу, где провёл без малого шестьдесят пять лет. Знаменитый старец, достигший высших чинов и званий, обладавший полным набором наград российских и множеством иностранных, Рюрикович, светлейший князь, владелец особняков и поместий, он оказался полностью одиноким в этом мире. Овдовев, он не женился вторично. Дети выросли, занимались своими делами, душевной близости с отцом у них не сложилось. А друзей в таком возрасте уже не заводят.

И всё же вспомним в заключение именно о друзьях. О той поре, когда друзья бывают даже у людей самых замкнутых, — о юности, применительно к судьбе Горчакова, о Лицее. В своём знаменитейшем стихотворении о лицейской годовщине, этом лучшем гимне мужскому товариществу, Пушкин, ещё совсем молодой, заглядывал в своё и друзей далёкое будущее:

Да, кому, кому же из тех одарённых, полных сил и надежд юношей, столь блистательно начавших свою жизнь, кому достанется печальная радость пережить всех и когда-то, на бесконечно отдалённой лицейской годовщине, «торжествовать одному»? Этим лицеистом, пережившим всех своих знаменитых товарищей, оказался Александр Горчаков. А теперь вспомним, что говорится у Пушкина далее: