Александр Сегень - Невская битва. Солнце земли русской

Счастливая весть так сильно обрадовала псковитян, что некоторые даже Великий пост себе отменили, и их потом обвиняли в том, что из-за такого непотребства Бог не дает Александру дороги для скорейшего прибытия во Псков. До самой Лазаревой субботы дожди шли, весь снег поели дочиста, а в Вербное воскресенье засияло солнышко, дороги медленно стали просыхать. В Великую пятницу новый гонец прискакал с известием о том, что солнце-князь Александр уже в Изборске и завтра к полудню намечает прийти во Псков-город. С самого раннего утра в Великую субботу все духовенство псковское собралось в Иоанно-Богословской обители, и пред иконой Солнечного Спаса сотворили большой молебен, после чего икону отняли на время от гроба Ярославы Владимировны и понесли навстречу светозарному ирою [139] Ирой — герой (древнерусское). русскому. И прозорливая игуменья Евпраксия поставлена была идти впереди всех с серебряным крестом в тонкой ручке.

— А этих-то — так, говоришь, босиком и вели? — вспомнилось Юряте.

— Босиком их! — засмеялся Елисей.

— Подело-о-ом, — промычал Никола.

Елисей и Владимир Гуща — двое от Узмени отправились при войске Александра до Пскова, дабы потом можно было поведать односельчанам, как происходила там встреча, ибо не так уж часто подобные великие события происходят.

Князь Александр, из-за хлынувших дождей задержавшийся в Кобыльем Городище, некоторое время еще решал, идти ли ему на Юрьев. Все, казалось бы, благоприятствовало такому броску, ибо по донесениям дальней стражи местер Андрияш, в ужасе бежав с кровавого льда озера и с Суболичского берега, дойдя до Юрьева, и там не остановился, а пустился наутек до самой Риги. Хорошо было бы на его спине захватить Юрьев. Но слишком много русских жизней унесло побоище, не так много сил оставалось для погони, и Ярославич пожалел людей. Когда дожди прекратились и дороги немного обсохли, он повел свое славное воинство во Псков — там праздновать Пасху красную. От Узмени дошли до Ряпина, далее вышли на добротную дорогу, соединяющую Юрьев и Изборск, и по ней двинулись к Изборску. Когда переправились через Пимжу, Александр приказал всем немцам разуться и далее идти босиком, дабы изборские жители, изрядно запомнившие зверство «Божьих ритарей» [140] Gottesritter — Божьи рыцари, так горделиво называли себя рыцари Тевтонского ордена. , хотя бы немного смягчались сердцами своими, видя врага в босом и жалком виде.

И ни у кого не было жалости к проклятым пленникам. Да к тому же, ведь и не по снегу же им приходилась чапать, а всего лишь грязь месить ножищами своими, хоть и холодную. А ничего — терпите, дудыши! Были бы вы званые гости, мы б вам лучшую обувку сами отдали, а незваных, да еще таких лютых, — босиком, босиком!

Но все же и их, стервятников мерзких, без куска хлеба не оставляли, кормили чем Бог послал, заставили Великий пост по-русски допоститься, со всякими народными постными изобретениями, коими славится Русь наша Святая. Ничего, им полезно, а то ведь они там у себя в Дудешландии не только рыбу, но и птичье мясо во время строгих постов дозволять стали, христиане папёжные.

Так, сытые, но босые, они пешочком в Изборск входили. В Изборске не удалось всех уберечь. Троих местные жители тайком выкрали и казнили. И трудно было осуждать изборчан за такое недоброе дело, ведь как припомнишь, что немцы в Изборске вытворяли, волосы дыбом становятся.

— А мне, как вспомню Мишку, мальца жалко, — вздохнул Никола Медведь.

— Цего ж его жалеть? В такие руки попал, — молвил Юрята Камень.

— Нет, я про то, как он немца не мог зарезать. Помнишь, Елисей, ты рассказывал?

— Еще б не помнить! — вздохнул Ряпко.

Сопровождая победную рать Александра, Владимир Гуща продолжал ухаживать за выздоравливающим княжьим отроком Саввой, раненым в Мостовской битве. Савву везли в отдельной повозке вместе с племянником Гущи, Ратмишей, коего Савва выпросил себе в усыновление. Гуща бы, глядишь, и не согласился отдать Савве сиротинушку, вся семья которого была истреблена немцами в Изборске, но Ратмиша сам принялся умолять родного дядю отдать его в сыны к оруженосцу князя Александра, и Гуща согласился. Ведь это же и честь большая — быть в сыновьях у такого нарочитого витязя. Глядишь, Господь особо вознаградит ребенка за столь страшные горести, перенесенные им в малолетстве.

В Изборске же, в ночь перед Великой субботою, Ратмишу застукали плачущим над пленным немцем. Он сидел и рыдал, приставив к горлу ритаря острый нож и не умеючи этим ножом воспользоваться. Ритарь сей, именем Иоганн-Марк фон Балдон, был, между прочим, одним из высокопоставленных членов ордена. Таких, как он, всего семеро попало в плен, и это тоже было немало, учитывая, что, как говорил бывший немец Ратша, всех именных ритарей в ордене состояло не более ста. И они у них почитались как избранные воеводы.