Герцог заколебался. Он посмотрел из-за спины герцогиш на священника и поморщился.
— Ты меня слышишь? — спросила она тише, но настойчивей.
Герцог в гневе поддал ногой землю, осыпав ей священника, однако опустил шпагу и вложил ее в ножны. Не глядя больше ни на кого, он вскочил в седло и направился в Кремону со своими слугами. Опираясь на трость, герцогиня подошла к карете и молча ждала у двери, пока девушка со стоном отчаяния не забралась внутрь. Старуха повернулась и посмотрела на священника, который все еще стоял на коленях. Он впервые поднял глаза, она вздохнула и снова покачала головой. Она протянула руку, взяла что-то из кареты и бросила ему. Его сутану.
Затем она сердечно улыбнулась Аркенти. Но то была улыбка юной женщины, словно она прощала кого-то еще, другого священника, давным-давно. В этот момент она показалась Микеле прекрасной. Герцогиня отвернулась и с помощью кучера Карло села в карету подле Элеттры, закрывавшей лицо руками.
Микеле Аркенти не вставал с колен, пока карета не скрылась из виду. Он поднялся на ноги, обернулся, поглядел во все стороны, на поля, на реку, на чистое небо. Каким-то странным образом он чувствовал себя свободным. Не зная, куда направиться, он мог пойти куда угодно. Микеле поднял сутану. Птицы щебетали в кронах тополей, выстроившихся вдоль реки. Он оглянулся на город и на секунду зажмурился.
Открыв глаза, Аркенти увидел, что по тропинке к нему идет Родольфо.
— Отец мой, — позвал издалека Родольфо, — идемте погуляем.
Аркенти держал в руках сутану и задумчиво рассматривал. Затем он снова ее надел.
Какое-то время они молча шли вдоль реки По. Услышав какой-то звук, Аркенти обернулся:
— Что это?
Вернулся герцог с тремя слугами. Они подскакали и соскочили с лошадей. Аркенти и Родольфо ждали их, стоя на месте. Герцог вынул шпагу и подошел ближе.
— Пусть она спасла тебе жизнь, священник, но так просто ты не отделаешься.
Трое солдат схватили Аркенти. Родольфо отошел в сторону, глядя на них. Один солдат прижал к дереву левую руку Микеле. Подошел герцог.
— Этот палец, — сказал он солдату и показал на палец шпагой.
Солдат расправил руку Аркенти, и герцог ударом шпаги легко отрубил безымянный палец. Священника отпустили, он с криком упал на колени, прижимая руку к животу. Четверо мужчин ускакали, не оборачиваясь.
Родольфо велел Аркенти подержать кисть в холодной речной воде, прижимая место среза, чтобы остановить кровь. Сам он тем временем вернулся и поднял с земли упавший палец. Он показал его Аркенти.
— Отнесу в церковь и скажу, что это палец святого Фабрицио Камбьяти.
— Это глупо. Присвоение имен святым — пустое дело. Выбрось его.
Родольфо палец не выбросил, а держал в руке, думая, что с ним делать.
К этому времени Аркенти уже вынул руку из воды, вспомнил про саван в кармане и достал его, надеясь перевязать рану. Прежде чем он смог это сделать, Родольфо взял ткань и оторвал от нее полосу. Вернув остальное адвокату, он завернул палец и сунул его в мешок. Аркенти взял свою часть и тщательно обернул руку, перевязывая ее материей, служившей некогда саваном Фабрицио Камбьяти.
Много часов спустя они молча шли вдоль реки По. Река пульсировала, источая свет. Из кармана Аркенти выползала вереница только что вылупившихся шелкопрядов.
Пьеса заканчивается. Любовь торжествует
На сцене музыканты исполняли скрипичные сонаты. Пока они водили смычками по струнам, начали прибывать гости на свадьбу Авроры и Оттавио. Пары поднимались на сцену справа, приунывший Панталоне объявлял их имена, и гости покидали сцену с левой стороны. На каждом актере было по пять костюмов. Проходя за сценой, они снимали один костюм, возвращались, и Панталоне снова объявлял их имена. Среди зрителей не оказалось ни одного достаточно наблюдательного, чтобы заметить, что толстые гости прибывали первыми, в середине приходили умеренно упитанные, а последними появлялись худые.
Чтобы собрать больше народу, актеры пригласили на роль гостей нескольких горожан, в том числе множество детей, сваху и Уго Мантуанского. Уго собирался прийти, но оказался занят, поскольку с ним случилось нечто неожиданное.
Как всегда бывает на свадьбах, любовь витала в воздухе. Это опасное чувство завладело всеми, где бы они ни были. Даже Уго в его далеком холодном замке. Уго вздохнул, посмотрел в зеркало и решил, что, прежде чем отправиться на чужую свадьбу, должен посмотреть в глаза своей возлюбленной, бессмертной пленнице пыльной комнаты, полной древних предметов искусства. Он спешил по длинным коридорам, задыхаясь, неизменно изумленный тем, что может смотреть на нее и видеть не иссушенное, похожее на мумию тело, а красавицу, какой она была, до сих пор живущую в его памяти. Наконец он добрался до нужной комнаты и встал у двери, глядя на девушку. Через несколько секунд он решил, что хочет подойти поближе. Зная, как опасно услышать поэму и попасть в плен рифм, он вынул из кармана пару мягких восковых шариков и заткнул уши. Горбун вошел в комнату, прихватив зажженную свечу, подошел к девушке, читающей поэму, и осветил ее лицо. Для него она до сих пор была прекрасна, всегда будет прекрасна — пухлые губы, кремовая кожа, холодные голубые глаза. Он пододвинул стул и сел, не сводя с нее глаз, поставив свечу рядом на стол. Погруженный в грезы, Уго не знал, что голова его склонилась набок. Незаметно для него воск начал таять от жара свечи. Все случилось внезапно. Мягкий воск расплавился и вытек.
Читать дальше