Дмитрий Колосов - Император вынимает меч

— Сначала Митридат. Он — главная угроза Риму. С остальными разберемся потом!

В марте 667 года Римской эры [64] 87 г. до н. э. пять легионов Суллы высалились в Эпире. Римляне не желали тяжелой войны. Сейчас Риму было не до нее. Сулла был готов замириться при условии, что Митридат освободит Грецию и римскую Азию, но Митридат ответил отказом. В одной Греции он имел без малого сто тысяч войска, в то время как у Суллы было всего тридцать.

— Посмотрим, сумеет ли этот выскочка взять верх над моей отборной конницей! — бахвалился Митридат.

Его генералы Аристион и Архелай были столь же самоуверенны, но Сулла развеял их радужное настроение в первой же битве. Хваленая конница ничего не смогла поделать с искушенными римскими легионами и бежала. Сулла очистил от врагов большую часть Греции и приступил к осаде Афин. Архелай и Аристион упорно сопротивлялись, Митридат слал им полкрепления и припасы, но большая часть подкреплений гибла, а припасов расхищалась римлянами. После долгой осады Афины капитулировали. Архелай спасся, а Аристиона Сулла казнил.

Но борьба не была еще завершена. У Суллы были большие проблемы в Италии, где взяли верх его враги, объявившие полководца hostis publicus. [65] Hostis publicus (лат.) — враг народа. К тому же Митридат отправил в Грецию новую армию, более чем втрое превосходившую силы, бывшие под началом Суллы. Архелай не сомневался в победе, заблаговременно приготовив гонцов с победными реляциями.

Но Сулла не был Никомедом, а римляне — вифинцами. Римский легионер стоил пяти понтийцев, а когорта [66] В когорте было шестьсот бойцов. — пяти тысяч. По крайней мере, так считал Сулла.

— Чем гуще трава, тем лучше ее косить!

Конечно, он не мог не считаться с понтийской конницей, многочисленной и опасной. И потому Сулла избрал оборонительный план. Он перекопал поле перед своим войском рвами, в которые и угодили открывшие сражение понтийские колесницы. В панике они повернули обратно, приведя в замешательство шедшую следом фалангу.

Воспользовавшись этим, Сулла начал атаку. Архелай остановил ее, бросив в атаку стянутую с флангов конницу. Всадники и впрямь прорвали стройные шеренги манипул, но римляне удержали строй. Вскочив на коня Сулла повел в бой конницу.

— За Рим!

Один вид скачущих римских всадников привел в замешательство понтийскую пехоту, уже посчитавшую, что дело сделано. Пехота дрогнула и побежала, а следом устремились и всадники.

Поражение! Нелепое и чудовищное. Архелай сумел спасти едва ли десятую часть войска, из которого в самой битве не погибло и двух тысяч. Все прочие пали во время бегства или же разбежались. Да, Митридату было над чем задуматься, но он полагался на неисчислимые ресурсы своей державы, на свою ненависть, да еще на то, что римляне перегрызутся между собой.

— Вот увидите, скоро они пошлют еще одну армию, которая сцепится с войском Суллы.

Но победившие в Риме популяры, при всей своей вражде к Сулле, оказались достаточно благоразумны, чтобы не устраивать свару на потеху варварам. Вторая армия и впрямь появилась, но в Азии, и сражаться с ней приходилось уже самому Митридату. Но он нашел возможность послать в Грецию еще одно, третье по счету войско.

— Принеси мне голову Суллы! — напутствовал царь нового своего любимца Дорилая. Тот обещал.

Прибыв в Грецию, Дорилай жаждал решающего сражения с римлянами. Архелай отговаривал его, на что фаворит Митридата намекнул об измене.

— Как могла столь ничтожная римская армия разгромить могучее войско?

Архелай умолк под уничижающим взглядом. Впрочем, через несколько дней Дорилай был разбит в небольшой стычке и стал поуважительнее к римлянам. Но битву ему все же пришлось дать, ибо к этой битве вынудил Сулла. Битву при Орхомене…

И вновь понтийская конница прорвала строй легионов, и те уже дрогнули, но тут, схватив орла, [67] Орел — знак легиона. бросился вперед Сулла.

— Римляне, если вас спросят, где погиб ваш полководец, отвечайте: при Орхомене!

Призыв подействовал, и легионеры сначала восстановили прорванный фронт, а потом опрокинули вражеское войско.

Дорилай бежал, Архелай бежал, солдаты бежали. Война в Европе была проиграна. Пошатнулось и положение Митридата в Азии.

Корень бед крылся в характере Митридата, который к своим новым подданным относился так же, как и к старым, а вместе — как к рабам. Любой человек, кем бы он ни был, являлся собственностью Митридата, и во власти царя было распоряжаться судьбой этого человека. Рабам Митридат даровал свободу, свободных порабощал. Это нравилось рабам, но пришлось не по вкусу их хозяевам, которые терпели тяжелый гнет поборов и контрибуций. Недовольные восставали, и тогда Митридат жестоко расправлялся с ними. Другие организовывали заговоры против владыки Понта, их беспощадно казнили. Всего за каких-нибудь три года по обвинению в заговорах против Митридата были умерщвлены тысяча шестьсот человек.