И с последним словом Гаярин стал во весь свой большой рост и сделал жест правой рукой.
— N'enfourchons pas le dada! [73] Note73 Не будем садиться на своих коньков! (фр.).
— взвизгнул князь. — Мне все это теперь трын-трава!.. Довольно прений. Вот и я здесь непомерно запоздал.
— Ах, господа! — тревожно заговорила Елена Павловна. — Зачем эти споры?.. Вы оба — одного лагеря — и не можете столковаться. Вот у нас всегда так, всегда так!.. Но я нахожу, что Alexandre, по-своему, прав… N'est-ce pas, Nina? [74] Note74 Не правда ли, Нина? (фр.).
Вопрос матери вызвал в Антонине Сергеевне почти испуганное выражение лица.
Промолчать она не могла или отделаться банальною фразой. Но ей хотелось верить, что муж ее не напускал на себя фальшивого тона. С тем, что он возражал князю, она готова была согласиться.
В ней, когда она слушала его, поднялся ряд вопросов: "полно, понимает ли она его? Почему он не может честно служить общему делу в звании сословного представителя, если он не изменился в главном — в своем отношении к народу?"
А она не имеет права считать его таким же ненавистником крестьян, как этот князь. Конечно, он не тот, каким был пятнадцать лет назад, но нельзя его назвать ни хищником, ни эксплуататором…
В общем, этот неожиданный обмен русских дворянских взглядов настроил ее иначе.
Она все-таки ничего не ответила на вопрос своей матери.
И это прошло незамеченным. Князь шумно встал, торопливо простился и в дверях погрозил Гаярину пальцем.
— Vous faites le malin, mon cher!.. [75] Note75 Вы хитрите, мой дорогой!.. (фр.).
Но я-то травленый волк!
Эти две фразы долго звучали в голове Антонины Сергеевны, и она опять заслышала в них отклик того, что сама чувствовала с того времени, как перестала увлекаться личностью Александра Ильича.
Перед Антониной Сергеевной на низком креслице дочь ее Лили, отпущенная из института, только оправившаяся от простуды, бледненькая, узкая в плечах, стройная и не по летам большая. В ней было маленькое сходство с матерью, в глазах и усмешке, волосы ее не темнели, а приобретали золотисто-красноватый оттенок; в тонкой и прозрачной коже, около глаз, приютились чуть заметные веснушки. Туалет, городской, сидел на Лили с английским «cachet». [76] Note76 отпечатком (фр.).
Из-под полудлинной юбки виднелись несколько большие ноги в лаковых башмаках с темными шелковыми чулками. В ее фигуре и манере одеваться было уже нечто определенное, немного чопорное, вплоть до привычки нет-нет проводить кончиком языка по губам, причем зубы, крупные и отлично вычищенные, сверкали тонкою полоской.
Мать она любила; но Антонина Сергеевна при встрече с ней после полугодовой разлуки ожидала не того. Лили не ласкалась к ней по-прежнему, по-детски. И разговор ее изменился: она стала говорить чересчур отчетливо, медленнее, с какими-то новыми, очевидно, деланными интонациями.
Вот и теперь она, рассказывая про жизнь института, употребляла эти, чуждые для ее матери, звуки.
— Мы их совсем не знаем! — сказала она с ужимкой, и это не понравилось Антонине Сергеевне.
Речь шла о другом отделении института; его до сих пор зовут "мещанским".
— Как ты это выговорила, Лили! — заметила Антонина Сергеевна.
— А что, maman?
— Да точно они не такие же твои подруги.
— Разумеется, не такие…
— Но ведь и там… дочери людей… совершенно достойных.
— Принимают и купеческих дочерей.
— Может быть; но заведение — одно и всех вас равняет.
Лили глядела на мать своими узковатыми близорукими глазами, и этот взгляд вызывал в Антонине Сергеевне неловкость.
— Ах, maman, — сдержанно и повернув голову набок, возразила Лили, — разница большая… Там все… и дочери классных дам… и немки всякие… и даже из гостиного двора… Enfin… c'est très mêlé. [77] Note77 Наконец… это очень смешанное общество (фр.).
Это слово "mêlé" было выговорено совсем уже чужою интонацией. Лили от кого-нибудь усвоила ее себе, от классной дамы или от воспитанниц старшего класса.
И почему-то Антонина Сергеевна не находила в себе таких нот, которые бы дали сразу отпор тщеславию, ведающемуся в молодую душу ее дочери. Именно авторитетных нот не хватило ей… А обыкновенный искренний тон скользил по Лили. Быть может, она и прежде заблуждалась насчет этой девочки. Она редко бывала ею недовольна; но уже лет с семи Лили была слишком безукоризненна и не по возрасту рассудительна.
— Во всяком случае, — сказала Антонина Сергеевна, — не следует развивать в себе такие… — она хотела сказать: "сословные", — чувства.
Читать дальше