Контейнер котла L-IV все еще оставался погруженным в бассейн, а Гейзенберг уже мчался в Берлин на секретное совещание, где должна была определиться вся дальнейшая судьба немецкого уранового проекта. 4 июня немецким атомщикам предстояло встретиться со Шпеером и его ближайшими помощниками по министерству снабжения. Дело в том, что еще в апреле Геринг издал постановление, категорически запрещавшее проведение всех научно-исследовательских работ, результаты которых не сулят немедленного эффекта и смогут быть использованы только после войны. Этим же постановлением право принимать решения относительно судьбы той или иной научно-исследовательской работы предоставлялось только одному человеку Шпееру.
Участники совещания собрались в аудитории имени Гельмгольца, помещавшейся в здании Харнака, штаб-квартире Института кайзера Вильгельма в Берлин-Да-леме. На совещание вместе со Шпеером прибыли Карл-Отто Заур, его заместитель по вопросам техники, и профессор Порше, конструктор автомобиля «Фольксваген». В числе ученых находились Гейзенберг, Ган, Дибнер, Хартек, Виртц и профессор Тиссен, который в марте того года по собственной инициативе направил Герингу письмо о необходимости работ по расщеплению атома. Присутствовал также и доктор Альберт Фёглер — президент Фонда кайзера Вильгельма и Объединенной сталеплавильной компании. В дневниковой записи Гана в перечне присутствующих упоминаются и военные: начальник Департамента армейского вооружения генерал Лееб, начальник Лееба генерал Фромм, а также фельдмаршал Мильх [21] Интерес военных к взрывчатому веществу нового типа ярко демонстрирует высказывание Мильха, сделанное им через несколько дней после совещания: «Заключите с нашими специалистами по взрывчатым веществам контракт— скажите им, чтобы они разработали взрывчатку, которая сильнее всех других взрывчатых веществ! Мы обязаны найти средства, чтобы отомстить за Росток и Кёльн, и, когда мы начнем атаковать, мы должны заранее знать, что это есть единственный удар, который разрушает города».
и адмирал Витцель. Мильх в авиации, а Витцель в военно-морских силах выполняли те же функции, что Лееб в сухопутных силах.
Совещание началось сравнительно второстепенным докладом о новом типе миноискателя. А затем слово было предоставлено Гейзенбергу. Чтобы читатель яснее представил себе атмосферу, в которой проходило совещание, стоит напомнить, что именно с апреля того года королевская авиация начала свои рейды на города Германии. Любек, Росток, Кёльн уже были превращены в развалины, а Кёльн стал первым городом, который бомбила одновременно тысяча самолетов.
Получив слово, Гейзенберг без обиняков заговорил о военном применении атомной энергии и объяснил, каким образом можно изготовить атомную бомбу. Последнее оказалось новостью для большинства присутствовавших, даже для руководителей Фонда кайзера Вильгельма, которые все еще связывали работы Гейзенберга лишь с созданием «атомной топки». Впоследствии секретарь Фонда доктор Тельшов говорил: «Слово «бомба», употребленное на совещании, оказалось новым не только для меня, но, судя по реакции, и для многих присутствовавших».
Из доклада Гейзенберга следовало, что теория указывает на существование двух взрывчатых веществ: урана-235 и элемента № 94 (плутоний). Сославшись на расчеты Боте, он указывал и на возможность расщепления быстрыми нейтронами и протактиния, сверхкритическая масса которого должна взрываться подобно сверхкритической массе элемента № 94 или урана-235. Однако получение достаточных количеств протактиния было нереально.
Когда Гейзенберг закончил доклад, посыпались вопросы, и именно эта часть совещания прочнее всего запечатлелась в памяти участников. Фельдмаршал Мильх поинтересовался возможными размерами атомной бомбы, способной разрушить город. Гейзенберг ответил, что заряд будет «не больше ананаса», и для наглядности показал размеры руками. Эти слова и жест физика вызвали в зале восторженный и в то же время тревожный ропот. Гейзенберг не замедлил умерить восторги, сказав, что, по его предположениям, американцы, если они серьезно взялись за работу в этой области, уже очень скоро создадут урановый котел, а еще года через два — урановую бомбу; в Германии же, по словам Гейзенберга, экономических возможностей сделать бомбу нет и не следует ожидать изготовления бомбы уже через несколько месяцев. «Я был очень рад, — вспоминал Гейзенберг через шесть лет, — оказать свое влияние на принятое решение. Действовавшие в то время приказы фюрера полностью исключали любые возможности сосредоточить на производстве атомной бомбы необходимые гигантские ресурсы».
Читать дальше