Юрий Герман - Рассказы о Дзержинском

- Крестьян.

- Пороть?

- Ну да.

Солдат со злобой плюнул, потом сказал:

- Наше дело маленькое. Кого надо, выпорем. Прикажут - родного отца пороть будем. Служба!

Присев на скамью возле ворот, он поставил винтовку между ногами и свернул махорочную самокрутку. Потом, вкусно затянувшись дымом, спросил:

- Не из студентов часом?

- Нет.

- А из кого?

- Из гимназистов.

- Так, - задумчиво сказал солдат. - А чего рано ходите?

- Не спится.

- Чего же вам не спится?

- Вот вы людей сегодня будете пороть, - сказал Дзержинский, - какой же тут сон!

- А вам-то что?

Дзержинский сел рядом с солдатом на скамью.

Из всех батраков и батрачек, работавших в имении помещика, пришли в это утро на ферму только трое: глухонемой Артемий, страшной силы человек, крикливая пьяница-солдатка Зоська и тихий, со сладким голосом и голубыми глазами, нечистый на руку Пандурский. На скотном дворе творилось нечто небывалое; мычали недоенные коровы, ревели быки, которых некому было поить, блеяли козы. Недоенных коров не решались гнать на пастбище, а доить было некому. Быков следовало выгнать в поле, но трусливый Пандурский боялся свирепых, да еще непоенных животных, устрашающе гремящих цепями. Выпустили овец, те рванулись из ворот и, глупо блея, без пастуха побежали по дорожке к парку. Обычно стадо гоняли три-четыре пастуха, сейчас не было ни одного. Ворота в парке оказались открытыми, - овцы тотчас побежали декоративной дорогой, специально засеянной травою. Из дому кинулись за овцами горничная, старик лакей и поваренок Фомка, но в эту минуту в парк ворвались один за другим четыре быка, неизвестно кем выпущенные из сарая. Горничная завизжала, овцы помчались по клумбам, разбился на куски огромный стеклянный шар, украшавший цветник. Подпоручик выскочил на террасу в белье, с револьвером и, не разобрав толком, что случилось, стал палить по овцам. В одной шинели выскочил становой, решил, что по парку мечется бешеный бык, сорвал со стены английский охотничий карабин и наповал свалил лучшего быка фермы - племенного, два раза премированного. Стась, забравшись на стол, таращил круглые глаза и кричал дурным голосом:

- Бей! Круши! Бей! Ломай!..

Наконец выскочил на крыльцо хозяин дома, схватил себя за голову и простонал:

- О, идиоты!..

Кто-то прыскал матери Стася в лицо водой, подпоручик хохотал, становой разводил руками и говорил:

- Простите великодушно, я спросонья никогда ничего не понимаю.

Как обычно, в десять часов утра Дзержинский сел заниматься со Стасем. Несмотря на то, что и учитель и ученик были взволнованы, занятия шли удовлетворительно. Стась прилежно, высунув язык, решал задачи, но изредка бегал к окну и сообщал:

- Быка еще не убрали.

Потом вдруг хохотал и говорил:

- Вы бы видели, что там делалось! У меня до сих пор болит живот от смеха. А папа сказал, что этот день довел его до белого каления. Феликс Эдмундович, что такое бело-е ка-ле-ние, а?

Днем становому подали рессорную коляску, и он уехал в село чинить суд и расправу, то есть выяснить, кто именно "тюкнул" трех помещичьих быков. С собою он взял двух стражников - бородатых, угрюмого вида мужиков с бляхами - и двенадцать человек солдат понадежнее. Вернулся он довольно скоро, выпил рюмку водки и сказал, оскалив золотые зубы:

- Выпорем соколиков завтра при всем честном народе.

- Нашли? - спросил подпоручик.

- Да разве найдешь! - ответил становой. - Спущу шкуру с каждого десятого - перестанут небось колобродить.

Дзержинский сидел бледный, покусывая губы. У Стася горели щеки. Мать Стася вздохнула:

- Это ужасно, это ужасно. Надо быть милосердными.

- К кому милосердными? - грубо спросил подпоручик. Домилосердствовались до открытого разбоя - радуйтесь!

Второй завтрак прошел в молчании. Офицер с головой, напоминающей огурец, вдруг прокашлялся и сказал, что его солдаты могут с вечера заняться всеми хозяйственными работами по имению.

- Они у меня молодцы, - говорил он, ставя точки там, где их вовсе не полагалось. - Славные ребята. Я их не мармелажу. Военных нельзя. Нюнить. Слуги отечеству. Царю слуги. Дрессированные, как обезьяны. На смотру имел благодарность. Бригадный генерал благодарил. Нет, с капустой. Не ем.

После завтрака Дзержинский пошел в село, но недалеко от реки, в поле, встретил Яна.

- Завтра будут пороть, - сказал Дзержинский, - а сегодня на работы станут солдаты. Подослали бы в роту кого побойчее.

- Уже посланы.

- Ну и что?

- С ночи послали. Разговаривают.