Ольга Гурьян - Край Половецкого поля

— Бояре мои думствующие! Нет у нас ни храброй дружины, ни в городе сильных мужей. Почесть, одни жены с ребятами остались. Сама я женщина и ратному делу не обучена. Прошу я ваших многоопытных советов, как нам наш город от половцев оборонить.

Заговорил тут старший боярин. Собой-то сморщенный да сгорбленный он, на головенке белый пух, бороденка в три волосика, а говорит сердито:

— Отворил твой князь половцам ворота на Русь. Защищаться нам нечем, биться некому. Будем сидеть за стеной, пока стены стоят, а падут стены, так и мы костьми поляжем.

Княгиня Евфросиния отвечает:

— Мудр твой совет, а нам не годится. Я венгерского короля внучка, Осмомысла Ярослава дочь, храброго Игоря вдова, последнему Игоревичу вместо матери. Не к лицу мне сложа руки сидеть, половецкого плена дожидаючись.

Говорит второй боярин:

— Одно нам спасение, одна надежда — великий князь Киевский, Святослав Всеволодович. У него храбрые дружины победительные. Великий князь Киевский всем нам отец. Собирает под свои знамена князей со всей Руси. Зовет суздальских и смоленских, рязанских и волынских. Надо нам послать к нему быстрых вестников, рассказали бы про нашу напасть. Он нам одна помощь и покров, половцам устрашение и гибель.

Княгиня говорит:

— Тотчас поспешно послать вестников!

И еще говорит:

— Поспеют ли? Пока их ладьи доплывут по Сейму и по Десне, и нам нельзя сложа руки сидеть.

Старый боярин сердито шамкает:

— Голыми руками сколь ни махай, толку не будет.

Княгиня отвечает:

— Руки у нас голые, а сердца смелые. Не хватит мужчин, способных биться, женки в их место заступят. Не отдадим Игореву отчину врагам на поругание.

Весь день гарцевали половцы в виду путивльских стен, а путивльцы готовились к осаде. Проснулись поутру — поле чисто. Верно, узнал Гзак, что храбрые дружины Святослава прогнали Кончака от Переяславля, убоялся, как бы Святослав и к Путивлю не пришел, половцам путь в степь не отрезал, награбленную добычу не отнял.

Ночью бесшумно снялись половцы, беспрепятственно в свои степи вернулись.

В степи, в половецком стане, князь Игорь в плену томится. Его шатер-то коврами увешан, войлоками выстлан. Прислуживают ему любимый слуга и конюший, вместе с ним в плен взятые. Вместе с ними князь на ловитву ездит, соколов в чистое небо запускает, за длинноногой птицей дрофой по степи скачет. А устанет, к себе вернется. На шелковых подушках развалится, а уж пред ним на ковре, на шитых скатертях, на серебряных блюдах еда приготовлена. Во всем угождают половцы князю, а крепко стерегут: ни на мгновение глаз с него не спускают.

Вот как-то возвращается князь с ловитвы, шагом по становищу едет, рассеянным взглядом на чужую жизнь смотрит. А навстречу ему идет русский паренек, два ведра тащит. На одной ноге у парня тяжелая колодка, он другой ногой шагнет, а эту подтягивает, и оттого все его тело скособочено. А собой парень худой, да немытый, да всклокоченный и одет в лохмотья, половецкие обноски.

Увидел он Игоря Святославича, остановился, стоит весь дрожит, смотрит на князя, прямо в лицо ему смотрит. Приостановил Игорь Святославич коня и говорит:

— Что-то мне твое лицо знакомое.

У парнишки горло перехватило, голос прерывается, едва ответить в силах.

— Как же? — говорит. — Не признаешь меня? Я на твоей конюшне три года служил. И раньше встречались. Не помнишь?

Конюший подтверждает.

— Это правда. С нашей конюшни конюх. Вахрушкой звать.

— Правда, правда, Вахрушка я, — говорит Вахрушка. Он ведра уронил, на колени пал, руки к князю протягивает, просит:

— Спаси меня, Игорь Святославич, что тебе стоит! Спаси меня и помилуй, а я тут непременно погибну. Хозяин нагайкой дерется, с собакой из одной миски ем. Она-то сперва, а уж потом я за ней доедаю. Ой, князь, вспомни, как мы тебя тогда от Долобска спасали! Ты тогда обещался не забыть…

Он поднял лицо, Игорю Святославичу прямо в глаза смотрит, слезно молит в отчаянии:

— У меня от колодки нога отсохнет!

Игорь Святославич нахмурился, говорит:

— Негоже это, чтобы мой слуга да поганому половцу служил. Алешка!

Подъезжает Алешка на сытом коне, хорошо одет, на кулаке сокола держит.