Владимир Тан-Богораз - На мёртвом стойбище

Через час олень вытянул голову и стал втягивать воздух. На него нанесло дымом от костра. Отдалённый лай собак, которым они обыкновенно приветствуют приближение чужих оленей, возвестил о стойбище. Илинеут передёрнула вожжами, желая заставить оленя бежать быстрее.

— Стой!

На повороте дороги стоял человек с ружьём в руках. Он выставил вперёд дуло и целился прямо в подъезжавшую женщину.

Илинеут онемела от изумления и страха, и не имела силы натянуть вожжи. Олень продолжал бежать по-прежнему.

— Стой, или я убью тебя!

Женщина всё ещё не поднимала рук с надетыми на них петлями вожжей, но старый бык, видя направленное на него дуло, остановился сам.

— Кто ты? — закричал издали человек с ружьём.

— Илинеут, жена Рультувии.

— Что у вас?

— Смерть!

— А ты как живёшь? — спросил человек.

— Живу!.. — ответила Илинеут просто. Она сама изумилась теперь тому, что, она ещё живёт.

— Зачем ты лезешь к живым, ты, неубитая? — закричал человек. — Иди назад! Уйди к своим мертвецам, беглая тварь! Удавись, заколись! Не показывай своего лица живущим! Уйди, будь ты проклята!

Он кричал как в исступлении. На его стойбище ещё не было ни одного случая смерти, и в этой уединённой глуши, куда люди совсем перестали заглядывать, он рассчитывал отсидеться, как в крепости; эта зачумленная гостья выводила его из себя, и он несколько раз чувствовал искушение покончить переговоры, спустив курок. Ветер, на счастье, тянул от стойбища и не приносил к нему заражённого дыхания.

— Будь ты проклята, уйди! — крикнул он ещё раз, видя, что Илинеут не двигается, и угрожающе вскинул ружьё.

— Я беременна, — сказала женщина.

Человек остановился, как будто колеблясь. Забота о маленьких детях вошла в плоть и кровь жителей тундры.

— Не надо, — сказал он наконец. — Да будет выкупом за моих птенчиков!.. Уезжай!

Илинеут дёрнула левой вожжой и поворотила оленя. Ей не оставалось ничего более, как ехать назад к мертвецам. Страх её прошёл. Живые люди рассматривали её как добычу заразы, как беглую жертву Духа Болезни, и она сама стала рассматривать себя как отрешённую от жизни. Голова её кружилась от голода и слабости. Временами она теряла сознание действительности, и ей казалось, что она едет по вечно туманной пустыне, окружающей загробное царство мёртвых. Тундра, подёрнутая серой дымкой, ничем не нарушала этого впечатления. Верхушки шатров Рультувии вынырнули из-под земли, как корабельные мачты среди моря, до ведь там было настоящее царство смерти.

Через час олень остановился у ближайшего шатра. Илинеут спустила ноги с нарты и сделала попытку подняться, но тотчас же со стоном повалилась на землю. Острая боль возвратила её к действительности. Время её пришло. Она была одна среди мертвецов, без пищи, без дров, чтобы натаять воды, окружённая заразой, лицом к лицу с новою мучительною болью, возвещавшей о наступлении события, в котором она не имела никакой опытности и после которого должна была сделаться беспомощной, как новорождённый младенец.

Через минуту боль утихла. Мысль о младенце, который имел родиться, придала ей бодрости. Нужно было что-нибудь сделать, и как можно скорее. Она поднялась на колени и посмотрела кругом. Олень, смирно стоявший у входа в шатер, бросился ей в глаза. В нём заключалась пища и питьё одновременно. Она подобрала вожжи, лежавшие на земле, и привязала их к завязкам шатра, потом повернулась к саням и вынула большой нож из чехла, подвязанного к их спине. Ходить всё-таки она не могла и поползла по-прежнему на коленях, добираясь кругом нарты к левому боку оленя, который с дружелюбным храпом повернул голову ей навстречу. Придерживаясь за его шерсть, она наконец поднялась на ноги и схватилась за его холку, чтобы не упасть; потом, продолжая придерживаться левой рукой, правой поставила нож на обычном месте против сердца. На минуту в её душе шевельнулось сожаление: этого оленя она выкормила телёнком и он прибегал на её зов и пил из руки.

Но через минуту она изо всей силы нажала нож и навалилась на него тяжестью своего тела. Олень судорожно вздрогнул и дёрнулся всеми четырьмя ногами, как будто собираясь бежать, потом как-то опустился книзу. Глаза его выкатились и приобрели дикое выражение, ноги его дрожали мелкой дрожью, раздвигаясь врозь. Через минуту он рухнулся на снег раной кверху и забился в агонии. Илинеут немного подождала, потом с усилием прорезала оленю брюхо и вырезала кусок брюшины, достаточно широкий, чтобы прошла рука. Откинув меховой рукав, она просунула руку в отверстие и припала лицом к краям. Сделав два или три глотка, она остановилась, опасаясь пить дальше, так как чукчи говорили, что человек, напившись тёплой крови вволю, может умереть. Она опять просунула руку внутрь оленя и, вырвав одну за другой обе почки вместе с жиром, спрятала их за пазуху, потом оттянула нижнюю челюсть книзу и вырезала часть языка.