Акакий Церетели - Баши-Ачук

— И все-таки лучше выждать… Сегодня так, а завтра будет иначе; вчера было ненастье, сегодня — видишь, светит солнце. Нужно уметь выбрать подходящее время.

— Лучшего времени нам не дождаться! — горячо воскликнул Шалва. — Кахетинцы уже пали духом, того и гляди зараза перекинется и на Картли. Мы должны поспешить на помощь кахетинцам, пока они не отчаялись, пока в сердцах еще теплится надежда! Если нам не суждено победить — погибнем хоть со славой:

— Спору нет, великий человек изрек эти слова, но ведь и тот был недалек от истины, кто сказал: «Береженого бог бережет».

— Однако иной раз осторожность сродни трусости, — с улыбкой проговорил Элизбар и ласково взглянул на Шалву.

— Подстрекаешь, что ли? — с досадой заметил Заал. — Вы вольны жертвовать собой, а родина? На что вы ее обрекаете, не спросясь у народа? Мы загубим две тысячи воинов— да, загубим! Но кто же встретит врага тут, когда он в ярости кинется на нас? Подобным своеволием мы разгневаем царя — и только… Доныне, так или иначе, наш государь спасал Картли своей дальновидностью. Ему удалось завоевать доверие шаха. И неужели мы сами разрушим то, чего он добился ценою столь долгих усилий? Ведь все пойдет прахом по нашей же вине!

— Спас нашу родину? О, горе нам! — снова воскликнул с горячностью Шалва. — Кахети омусульманилась: карталинский царь, миропомазанник Вахтанг, превратился в обрезанца шаха Наваза… и мы каждый год посылаем в дань уже не шестьдесят девушек и юношей, а вдвое больше… Стон и плач несутся отовсюду… Каких бед еще ждать? Не сегодня-завтра не станет и Картли, ее также разорят дотла, как разорили Кахети. Но кахетинцы хоть обрели в борьбе с врагом славу — они ценою жизни спасли свою душу, мы же, карталинцы, губим и тело и душу!

— Верно, — поддержал его Элизбар. — «Но недруга опасней близкий, оказавшийся врагом». [6] Из поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Шах Аббас уже не впервые так лукавит: он осыпает милостями шаха Наваза, пока тот ему нужен, а потом отделается и от него. Шах Аббас рассчитывает, устранив все помехи, проглотить пока что Кахети, а затем он примется за Картли… Открытый враг не так опасен, как тот, кто под личиной друга лисой прокрался в дом.

— Поистине, я поражен вашим замыслом, и сам никогда не решусь на подобное дело. И зятю своему пошлю отказ. А вы — дай бог вам удачи! Только, смотрите, не пришлось бы каяться!

Долго еще продолжалась эта беседа. Шалва горячился, Заал не раз терял терпение, а Элизбар, оказавшийся между двух огней, пытался, насколько было возможно, примирить несогласных. Дело дошло до того, что недовольные хозяином дома ксанские эриставы решили уехать, даже не отобедав. Они уже поднялись, но в эту минуту распахнулась дверь и в гостиный зал вошла Мариам, в руках она держала икону святого Георгия.

— Да увенчает господь успехом ваш благой замысел и да поможет вам святой Георгий! — сказала княгиня и поставила икону перед удивленными эриставами. Затем княгиня обратилась к мужу:

— Мой господин, сколько бы ни возносился, хотя бы до небес, человеческий разум — все равно ему не постигнуть промысла божьего. Так не препятствуй же, не противься их желанию. Оно внушено им самим небом и явлено нам, да исполнится воля его! Войди, отец, и поведай! — позвала Мариам священника.

Отец Кирилл вошел и остановился у порога. Эриставы переглядывались, как бы спрашивая друг друга: «Что все это значит?»

— Говори же, отец Кирилл, — повторила Мариам священнику.

— Они, как есть они, ваша милость! Я их узнал!

— Чего ты, отец, с самого утра затвердил «узнал» да «узнал»?.. — сердито проговорил Заал. — Узнал — и слава богу! Награды, что ли, ждешь за угадку?

— Я же докладывал вам, батоно, что это они…

— Да ты с ума сошел, что ли? Я и без тебя это прекрасно знаю!

— Да нет, ваша милость, я ведь не о том…

— Что с тобою, Заал? Как ты не понимаешь? — вмешалась княгиня. — Он же говорит о том, что видел именно их во сне…

— Во… сне? — переспросил Заал, раскрыв рот от удивления.

— Да, мой господин, — подтвердил отец Кирилл и снова рассказал свой сон, Эриставы слушали и удивлялись.

Когда священник в заключение поведал о том, как, войдя в храм, он увидел перед царскими вратами останки трех погибших героев, Заал вдруг перебил его:

— А третий? Кто же был третий? Ты его не узнал?