Слова воина молнией облетели толпу, народ очнулся, зашумел, задвигался, грянул боевой клич, и стар и млад схватились за оружие — кто за меч и щит, кто за топор, кто за косу или серп, кто за дубину, — каждый вооружился тем, чем ему было сподручнее и привычнее.
Воины двинулись вперед, увлекая народ за собою; приблизившись к дракону, они разом пустили в него три стрелы.
Но — прокляни его господь! — ни одна из них не вонзилась в тело окаянного, все три отскочили от его мерзкой неуязвимой чешуи.
Проснулся дракон, поднял высоко голову, ощетинился весь, из пасти его вырвался вдруг леденящий душу свист, и он кинулся на людей. Потрясающее то было зрелище: дракон отбивался от противников хвостом, крушил их лапами, рвал когтями, терзал зубами.
Дело обернулось бы совсем плохо, но три неведомых никому воина подобрались к дракону с трех сторон и вступили с ним в смертельную схватку. Со сказочной быстротой сверкали их булавы! Но что было делать? С каждым ударом, с каждой новой раной силы дракона прибывали!
Раскрошились мечи воинов, разбились щиты, обессиленные герои уже готовы были покориться судьбе, но в это мгновенье на горе показался всадник — с копьем в руке мчался он на белом коне.
Всадник ринулся на рассвирепевшего дракона и в мгновение ока пронзил его копьем. Извиваясь всем телом, дракон зашипел и, подыхая, широко разинул свою пасть, — из нее вырвались клубы черного, зловонного пара.
Все мы без чувств грохнулись наземь…
Не знаю уж, долго ли пролежали мы так, но когда пришли в себя и, открыв глаза, глянули вверх — все исчезло! Не видать было ни дракона, ни воинов, скрылся из глаз и всадник на белом коне.
Тишину нарушал только торжественный перезвон колоколов, хотя на колокольне не было ни живой души; храм светился огнями, двери были распахнуты настежь. Народ с радостными кликами, снимая на ходу шапки и крестясь, устремился в храм. Когда мы вошли, в храме было пусто. Только у царских врат покоились три воина: они уже отошли в мир иной. Столб света озарял их, а с высоты неслись песнопения: «Со святыми упокой…»
— Свят, свят господь Саваоф! — произнес изумленный эристав, осеняя себя крестным знамением.
— Полны небо и земля славы твоей, — продолжала Maриам.
— И чудес! — добавил священник.
Все умолкли, и долго-долго молчали, объятые каким-то необычайным волнением; двое из них думали только о божественном промысле, но Заал оставался весь во власти мирских тревог.
Вдруг грянул гром и раскаты его прокатились по небу от края до края, словно по поднебесью с грохотом пронеслись колесницы.
— Свят, свят! — повторил эристав и снова перекрестился.
— Повелитель туч проследовал в горы! Да будет благословенна его благодать!
В эту минуту где-то вдали снова несколько раз подряд грянул гром, и горы, как бы вторя ему, отозвались эхом.
— А-а! Ударило где-то! Черту в голову! Черту в голову! — весело приговаривал, вставая с тахты, Заал.
Хлынул дождь, потоки его заливали балкон. Заал и его супруга ушли в комнаты. Мариам тотчас же устремилась к божнице, чтобы зажечь перед иконами свечи. Отец Кирилл, оставшись в одиночестве на балконе, преклонил колени, и простирая горе руки, произнес с благоговением:
— Господи, обрати свой взор на страждущую христианскую страну, и да сбудется, по милости твоей, сей сон ей во благо!
И долго стоял он так, словно окаменев, только губы чуть шевелились и слезы градом падали на белоснежную бороду.
Выйдя ранним утром на балкон, Заал окинул взглядом густо заросшие кустарником берега Арагвы. Тут же, вытянувшись у стены, стоял пожилой, уже с проседью, управляющий и угодливо смотрел в глаза князю.
— А ведь сбылся, да и только, сон нашего Кирилла. И в самом деле Арагва извивается здесь, словно дракон! Сколько лет живу на свете, а не видел такого разлива, — сказал эристав.
— И мне тоже не приходилось, да не лишит меня бог вашей милости! Все вокруг размыло — леса, луга; и мосты, где были, говорят, снесло, даже каменный; дороги отрезаны, а ведь на том берегу застряли наши пастухи! — доложил Заалу управитель.
— Так что ж? И там ведь наши земли… За неделю вода спадет, горные реки быстро мелеют…
— Спадет и раньше, а все-таки плохо, что пастухи два-три дня проторчат без дела.
— Неужто там не найдется для них работы?
— Работа, конечно, найдется, только известное дело: раз не стоишь над головой, сами никак не додумаются! Будь они сегодня под рукой, сунул бы им веревки с крючьями и поставил на берегу у излучины вылавливать бревна… И запаслись бы мы дровами, принесенными, можно сказать, прямо к воротам.
Читать дальше