Илья Каменкович - Жить воспрещается

Каким только ни бывает ветер! Как похожи его повадки на человечьи!.. Он может быть откровенным и злым как норд, тихим, но коварным как альпийский фен, вселяющий непонятную вялость и меланхолию. Коршуном налетает он на землю и мрачно завывает метелью. Немилосерден иссушающий «афганец». Будоражит и взвинчивает нервы — сирокко. Страшные бедствия несут тайфуны, почему-то называемые нежными женскими именами…

Согнанные сюда люди были далеки от размышлений о многоликой природе ветра… Пронумерованным клеймом татуировки хотелось одного: пусть ворвется сюда ураган и сметет эти вросшие в землю бараки, прорвет ржавую паутину проволоки в бородавках колючек, унесет прочь приторный дух тлена и крови…

Ветерок, робко пробившийся к людям, был добрым, ласковым и хотелось доверить ему пережитое, чтобы донес он горькую повесть до далеких родных мест…

Будто магнитом притягивал бескрайний океан неба. Люди подымали к нему глаза, но безразлично следили за игрой облаков. От этой неподвижности и упрямо устремленных в небо глаз люди походили на слепых.

Над людьми висело небо, страх и… тишина. Гнетущая тишина тревожного ожидания. Случайно вырвавшийся стон, даже негромко сказанное ребенком слово током пронизывало всех, заставляло вздрагивать, оглядываться.

Из кирпичного домика комендатуры вот-вот должны показаться те, кто одним движением, затянутой в серую перчатку руки, решат их судьбу… И когда из-за крайнего барака показались «они», тишина спрессовалась, готовая, взорваться диким криком отчаяния, мольбой, проклятием, гневом…

Дуновением ветерка занесло в эту тишину шепоток…

— А смерть, это надолго?

— Да, сынок, надолго. Очень.

— Мамочка, а разве…

— Надолго, сынок, но не навсегда. Ты проснешься большим и у тебя будет красный галстук. Твоя фотография будет в газете. И будут писать, что мой сын не испугался фашистов… А сейчас помолчи, родной!

Ветерок, прислушиваясь, застыл.

— А тебя не заберут?…

— Нет, не заберут… Стой тихонько и спокойно!

— Не могу, чешется все…

— А ты очень-очень захоти и все пройдет…

— А все, чего очень хочешь, бывает?

— Все, сынок!

— А если я очень жить хочу?

…И снова немая тишина. Может быть ветерок унес ответ матери, а может быть она не нашла нужных слов…

Шепот тихонько струился уже в другом месте…

Мальчик, заглядывая снизу вверх, с улыбкой что-то говорил матери, дополняя слова жестом тоненькой, как веревочка, руки…

— Правда, ведь маленькие они совсем еще дурачки, не знают, что такое смерть и боятся…

Усть-Лабинск, 21 февраля. [17] 1968 г. (По телеф. от обществ. корреспондента «Известий» А. Блеха).

В канун 50-летия Советской Армии на здании средней школы № 1 г. Усть-Лабинска была открыта мемориальная доска, на которой золотом написано: «В этой школе учился герой — пионер Муся Пинкензон. Расстрелян гитлеровскими фашистами в январе 1943 года».

Война застала Мусю в Кишиневе, оттуда он вместе с другими детьми был эвакуирован на Кубань. Единственное, что привез с собой мальчик — была любимая скрипка. В 1943 году, когда Муся учился в 5-м классе, Усть-Лабинск захватили фашисты. Оккупанты согнали на расстрел несколько сот мирных жителей — женщин, стариков, детей. Среди них был Муся. Фашисты изготовили автоматы. В этот момент вперед вышел худощавый черноволосый мальчуган. В руках у него была скрипка. Он взмахнул смычком и заиграл «Интернационал». Десятки пуль оборвали жизнь юного героя, но навеки оставили в памяти людей стойкость и героизм отважного пионера.

Вот что узнал я о Мусе Пинкензоне от членов клуба «Глобус» Усть-Лабинской средней школы № 1.

В школьном музее Мусе отведен специальный стенд и ребята-экскурсоводы могут рассказать а своем хорошем товарище, мужественном советском патриоте. Имя Муси Пинкензона носит пионерская дружина школы.

О Мусе известно, что родился он 5 декабря 1930 года в городе Бельцы Молдавской ССР. Отец его — Владимир Борисович был отличным врачом и активным общественником.

Муся очень рано проявил музыкальные способности и, когда ему исполнилось 8 лет, родители порадовали сына подарком — скрипкой.

Нападение гитлеровской Германии заставило семью Муси летом 1941 года эвакуироваться в Усть-Лабинск. Муся приехал с отцом, матерью, дедушкой, бабушкой.

Несмотря на тяжелые условия эвакуации, Муся как самое дорогое взял с собой скрипку и все в Усть-Лабинске помнили его с постоянным спутником — любимым инструментом.