Федор Шахмагонов - Ликуя и скорбя

Боярин попытался привстать на кресле, но не хватило силы, смущенно махнул рукой.

— Болело сердце, точила черная зависть на пришельца! Ревновал! Однако Волынец богом тебе послан! Охраняла его от пас, от московских бояр, судьба! Лютовали на него иные, а знали, без него не подняться Москве на Орду! Слышал я о коломенском чуде! Ушел Ачи-хожа, не переведя тумен через Оку. Такого не бывало! Хвалят твое войско, князь! В том и моя доля! Не отводи от себя Вельяминовых! Но и мы разные. Люби Микулу, твоего свояка, на сестрах вы венчаны, скреплен церковью ваш кровный союз! Верь Тимофею, моему брату молодшему! Сложат за Русь и за тебя, князь, головы! Нужен сильному боярину могучий государь!

— Не оттого ли Вельяминовы от отца моего отъехали в Рязань?

— Понять твоего отца простым умишком тяжко! Зовут Ивана милостивым, тихим князем... А я вот, у последнего порога, иначе его вижу! Многомудр был твой отец! Его тихость — перед великой грозой. Замечал, князь, как бывает тихо перед грозой? Туча собралась, заслонила солнце, давит, а веточка не шевельнется... Потом, потом грянут и ветер, и ливень, и молния, и гром! Обидел он нас, предпочтя боярство горожанину. Не обижай бояр ради черных людей! Бояре — твоя опора!

— Ты же сам, Василий, сказал о чуде под Коломной! Не гридни на конях, не боярские витязи остановили Ачи-хожу! Ты же, боярин, обучал меня, юнца, хитрой и мудрой игре на шестидесяти четырех клетках. Самая малая фигура — пеший воин на том поле. Идет битва витязей, конных, рыцарей, закованных в железо, мчится с края на край богатырь ферязь, а короля-то заслоняют пешие! Ладно! Сразились витязи в поединках, падают в бою, а пешие идут и идут тихим шагом к последней линии. И только дойдет, все витязи перед ним бессильны! А кто он, пеший? Смерд или горожанин!

Вельяминов усмехнулся:

— А дошел до последней линии — тот же витязь и боярин! Одни роды сменяют другие, и все стояли и стоять будут на том, что одному ратная слава, одному править, другому кормить того, кто правит! Сказано в родословце: пришел к великому князю Ярославу из немецкой земли муж честен Африкан, нашего рода праотец. Это немец-то, это латинян-то, Африкан? А вот сказано! А если правду сказать: был тот Африкан из черных людей, смердом, да в каком-то бою приглянулся князю Ярославу... Опирайся, князь, на бояр, а смердов оставь...

— Благодарствую за совет, Василий! Боярство меня не обидело, и я его обидеть не желаю и не могу! Но и смердов в обиду не дам, без черных людей мне не исполнить дедовского завета. Боярин всегда уговорится с Ордой, смерд никогда!

У боярина судорожно дернулись губы.

— На исповеди не скажу! Тебе скажу, князь! В Коломне на свадьбе твоей... Переменил я золотой пояс, коим одарил тебя твой тесть Суздалец! У сына Миколы взял его пояс, подложил тебе, а сыну — твой пояс. Отберешь?

— Не отберу! Мне тогда ж стало ведомо!

— И я знал, что тебе ведомо! Потому и затаил к тебе добро, а не зло! Верь Миколе, виноватый он перед тобой, а не предаст! Не верь Ивану!

Василия Вельяминова похоронили пышно. Долго над Москвой висел погребальный звон. На тризне Иван Вельяминов подошел к князю Дмитрию.

— Принято во франкских королевствах... Умирает король, кричат «да здравствует король», и королем становится наследник! Не слыхал я, князь, твоего слова! По отцу — мне место тысяцкого!

Дмитрий нахмурился. Тело отца еще не остыло в могиле, а этот рвется к власти.

— Тысяцкий не король, а ты, Иван, не королевич! — ответил Дмитрий,— Ныне не Владимир, а Москва стольный град! В Москве князь — и двум князьям не бывать!

Иван почернел, задохнулся, не нашел что ответить. Ночью побежал на торговое подворье к Некомату.

У Некомата свои думы. Сумел летом пробраться в Коломну. Взглянул на войско Дмитрия. Видел он генуэзскую пехоту, знал, какие бои сотрясают север Европы, как дрожит земля под поступью брабантских арбалетчиков [11] Герцог Иоанн Брабантский имел войско в составе четырех тысяч арбалетчиков. , оценил нынешнюю силу Москвы. Надо и ему, Некомату, выбирать, с кем быть: с Ордой или с московским князем, как бы не оказаться между молотом и наковальней. Орда держала торговые пути. Больших поборов стоило перекидывать товары из ганзейских торгов в Персидское море и в море Италийское. Потери в Орде Некомат возвращал на высоких ценах при перепродаже товара. Путь, однако, был чист, разбойников Орда держала в страхе. Ху-фу, золотая дощечка с головами дерущихся тигров, была надежной защитой. Пошатнулась Орда, разодрала Орду усобица — в торге застой. Нет надежного пути ни на лодиях, ни по суху. Растет сила Москвы, сила Орды тает.