Федор Шахмагонов - Твой час настал!

В Туле не сразу догадались, что осаждавшие строят плотину. Когда река вышла из берегов, догадались. Попытались сделать вылазку, чтобы разрушить плотину. Но Скопин сосредоточил здесь пушки и поставил стрельцов. Отбивали воров. Вода поднималась с каждым часом, подступила к городу и начала разливаться по улицам. Болотников посылал отряд за отрядом на плотину, чтобы ее разрушить. Но не было у него стойких полков. Пушками и огнем из ружей стрельцы отбивали вылазки.

Вода заливала подвалы, кладовые, топила хлебные запасы, по улицам пеши не пройти, а лодок взять негде. Осажденные приступили к князю Шаховскому, требовали указать, где царь Дмитрий. Кричали:

— Смерть обманщику!

— Топить его! Топить!

Болотников остудил толпу, но Шаховскому прилюдно сказал:

— Глас народа, глас Божий! Без суда не дам расправы, а судить будем всем людством!

Приказал заковать Шаховского в цепи и запереть в крепости. Вода прибывала. Остановить ее было нечем. Нарастал бунт. Болотников послал к Шуйскому послов. Посланные говорили:

— Наш воевода сдаст город, если ты, государь, будешь нас миловать и не будешь казнить смертью. Если будешь казнить, утонем, а город не откороем. Вместе с нами и город утопнет.

Шуйский ответил:

— Я присягнул никого в Туле не миловать. Однако за ваше смирение жалую вас и оставляю при животе. А вы служите мне и будьте верны, как были верны вору. Целуйте мне крест!

Посланные целовали крест и вернулись в крепость. Донесли Болотникову о царском обещании.

Холоден и непроницаем взгляд наибольшого воеводы. Спокойно, но и с сожалением молвил:

— Вы крест целовали, а Шуйский креста не целовал...

Помолчал и добавил:

— А если бы он и целовал крест? Никто не нарушал столько раз крестное целование, как Василий Шуйский. Выбора нет: или в воде захлебнуться или выйти из города на милость цареубийцы. Не Шуйского этот розмысел с водой, кто-то около него великий воевода.

Первыми из города выехали Иван Болотников с царевичем Петрушкой, с Шаховским и атаманами. Болотников во всем вооружении, в бахтерце, с булавой воеводы в руках.

Шуйский сидел на возведенном для этого случая помосте, в кресле сколоченным, чтобы походило на трон. Возле него рынды в белых одеждах и иноземные телохранители. Болотников спустился с седла. Сделал два шага к помосту, поклонился до земли. Отстегнул саблю, положил ее и булаву к ногам Шуйского и произнес:

— Царь, государь! Я верно держал крестное целование тому, кого называли царем Дмитрием. Точно ли он Дмитрий или нет, я не мог знать. Жив ли он или нет, того я не ведаю. Его искали, никто его не нашел.

Шуйский озаботился, чтобы при сдаче города присутствовал Стародубец. Уроки его невестки Екатерины Григорьевны не прошли для него даром. Имел он свою задумку относительно Стародубца и подводил ее к исполнению.

— Говоришь искали царя Дмитрия и не нашли. Плохо искали? А вот в городе Стародубе сказывают, что нашли.

— Шел я, государь, из дальних краев служить Дмитрию. Не единожды мне сказывали, что нашли его. Да разве надобно было его искать, сам нашелся бы. Не ждал бы, пока нас, как крыс вытопят из города.

— А вот пришел к нам из Стародуба сын боярский. Говорит, что сыскали Дмитрия в Стародубе.

— Такого, как они сыскали, мы давно сыскали бы. Не в Стародубе его сыскивать! Сыскать мне его доведется в аду! Царь, государь, я верой и правдой служил царю Дмитрию. Был ли он сыном царя Ивана Васильевича, того не мне не ведать. Если по своему посулу помилуешь, буду служить тебя верно!

— Будет так, как я посулил. А могу ли я взять тебя воеводой, о том надобно поразмыслить.

Поставили перед Шуйским князя Григория Шаховского. Шаховской взмолился:

— Государь! Смилуйся! Я хотел сдать город, меня в кандалы оковали...

Шуйский гневно ответил:

— В Каменную пустынь его! На Кубенское озеро! В кандалах!

Поставили перед Шуйским немца Фидлера. Шуйский усмехнулся и приказал:

— Бить его кнутом, пока с этого света не изыдет!

Осажденные выходили из города, складывали оружие. Их связывали веревками и разводили под охрану в полках. Шуйский ушел в царский шатер и повелел поставить перед собой Стародубца.

— Что же ты ныне скажешь о своем Дмитрии? — спросил Шуйский.

Стардубец упал на колени.

— Помилуй, государь, пребывал я в обмане!

— Голову ты клал ради обмана. Тебя прощаю за раскаяние. А ты обман простишь ли?

— Дай мне, государь, искупить вину! Прощения у меня для обманщика нет!