Федор Шахмагонов - Твой час настал!

Сапега понимал, что после того, как Марина вдохновила его «рыцарей» на сопротивление, ее обращение к ним могло возыметь неблагоприятное для него воздействие. Он ответил:

— Иди, а я, как Пилат, умываю руки.

— Попомни Ян-Петр Сапега, звала я тебя к великим свершениям, а у тебя не хватило воли.

Марина в сопровождении конвоя драгун, вышла к казакам, что послушно ожидали ее в засаде и распрощалась с сапежинцами.

Сапега наутро вышел из Дмитрова и отошел в Волок Ламский, все еще выжидая, когда сцепятся Скопин и Рожинский.

Напрасные ожидания.

Рожинский, если бы и захотел, не мог противостоять Скопину. Он едва удерживал свое воинство, чтобы оно не разбежалось. Многие все же сумели бежать. Дожидался посланцев короля. Не дождался. 15-го марта он приказал поджечь тушинский лагерь и повел свое поредевшее воинство к Волоку Ламскому, надеясь соединиться с Сапегой. Прихватил он с собой русских тушинцев, а с ними и тушинского патриарха Филарета, надеясь этими пленными оправдаться перед королем.

Гетман стал похож на опустошенный из-под вина мех. Потеря субсидий, которыми оделяли его воинство скрытые покровители, сказывалось во всем. Торговцы разбежались, опасаясь грабежа. Негде купить пороха, нечем кормить лошадей. Близ Тушино все деревни ограблены, а в далекие рейды отправляться — это идти на верную погибель. Все дороги были перехвачены дозорными Скопина.

Делу Рожинского подходил конец. Пришел конец и ему самому. У стен Иосифо-Волокламского монастыря его воинство взбунтовалось. Подняли руку на гетмана. Кто-то толкнул его со ступеней храма. Упал он на камень. Открылась старая рана. К утро его не стало.

Пан Хруслинский собрал несколько хоругвей и увел их в Калугу. Не шли, а бежали. Подгоняло их известие, что Скопин со своим войском вошел в Москву.

Когда в Сергиеву обитель пришло известие о разгроме по Дмитровом Сапеги и его отходе к Волоку Ламскому, Скопин и Делагарди рассудили, что угроза флангового удара отпала и пришло время идти в Москву. Не сторожась, не выдвигая вперед «гуляй-города». С распущенными знаменами русские и шведские полки вышли на Троицкую дорогу. До Москвы шестьдесят верст. Шли не поспешая. К вечеру 11-го марта остановились в селе Тайнинское. Отслужили молебен. Скопин и Делагарди разместились в избе священника.

— Будь моя воля, — сказал Делагарди, — я не заходил на твоем месте в Москву, а разместил бы войско поблизости от города. А мы с тобой ограничились бы встречей с царем и ушли бы к войску.

— Что тебя беспокоит? — спросил Скопин.

— Михайло, ты очень добрый человек и молодой к тому же. И я не старик, а тебя получаю: Слава полководцев вызывает ревность у государей. Меня беспокоит, что мы не нашли в печке даже золы от обрывков письма к тебе из Рязани. Если даже оно сгорело, нельзя быть уверенным, что его содержание осталось тайной для царя. Пока не завершено изгнание поляков тебе надобно остерегаться царского двора.

— У меня нет опасений, Царь, мой дядя, знает, что я не претендую на царство.

— Что значит в интригах у трона племянник ? И сыновья иной раз становятся жертвой царственных отцов. Мне горько тебе говорить, но у меня нет уважения к царю, хотя бы он твой дядя. Я боюсь за тебя, Михайло, ты становишься опасным для царя. Твое место до изгнания поляков среди войска. В древности в Риме полководцы спасались от императоров среди войск.

Скопин не верил, что царь Василий взревнует к его славе.

Утром 12-го марта, Скопин со своим воеводами и Делагарди со своими генералами, Передовой полк и шведские полки вышли из Тайнинского в Москву.

Скопину предоставилась возможность сравнить шествие из Тайнинского царя Дмитрия при его встрече с царицей Марфой. То было в жаркий летний день. Ничто не мешало московскому люду выйти навстречу царю Дмитрию и его матери. Ныне морозный день, мартовский день. Вдоль дороги намело сугробы. Иные дома завалило снегом под застрехи. Москва только что избавилась от голода. Московский люд от мала и до велика, вышел навстречу своему освободителю несметными толпами. Войска шли стесненные живыми стенами. Люди, прорываясь сквозь ряды ратников, целовали полу шубы у Скопина. Рыдали от восторга и умиления. Называли Скопина «отцом Отечества». Чем более возрастало ликование, тем более мрачнел Делагарди. И неспроста.

У Сретенских ворот войско встречали бояре, думные чины, духовенство и знатные люди. Здесь уже не было слез радости, не падали на колени. В высшем синклите уже начали разрушительную работу разрушительную работу ревность и зависть. Шептали между собой :