Ольга Григорьева - Набег

Сигурд взял ложку, опустил ее в варево.

— Рагнар приказал мне найти Ансгария, — начал он.

— Брат Ансгарий читает молитвы во славу нашего Господа, сейчас его нельзя тревожить, — быстро, будто предугадав его вопрос, ответил монах. — Я готов заменить его в меру своих скудных сил. Меня называют братом Симоном, в честь апостола Симона, хотя в миру меня звали Гаутбертом.

Для Сигурда такое смешение имен оказалось слишком сложным. Он сунул в рот ложку каши, принялся жевать, одновременно стараясь разобраться, как правильно величать нового знакомца.

— Рагнар сказал, что здесь я смогу взять новую одежду, — так и не притронувшись к угощению, заговорила Гюда. Монах кивнул.

— Ингия даст ее тебе, после того как ты совершишь омовение.

В наступившей тишине ложка чересчур громко стучала о края миски. Сигурд отложил ее, утер рукавом губы.

— Я слышал, что Ансгарий бывал в северных странах, — решил продолжить разговор он.

— Брат Ансгарий — святой человек. Он отмечен Божьей благодатью, — охотно откликнулся монах. — Он побывал в разных землях, и везде, где ступала его нога, многие заблудшие души принимали Господа.

— И Хейригер из Бирки [48] Реально существовавший человек, правитель шведского города Бирка в IX веке. Был крещен Ансгарием, повелел построить в Бирке церковь. ?

— Хейригер и многие другие. Возможно, ты видел тех, кто последовал советам брата Ансгария и обрел веру?

— Нет, не видел. — Сигурду было приятно, что беседа становится более легкой. — Но о некоторых слышал. Они бывали у нас в Каупанге, говорили, что Ансгарий умеет совершать чудеса.

Несмотря на изможденный вид, улыбка Симона была открытой и добродушной.

— Господь дает ему силу, — сказал он. — Еще юношей, будучи учителем и проповедником в Корвейском монастыре, брат Ансгарий умел видеть то, что еще не свершилось [49] Эта история взята из жизнеописания святого Ансгария. Согласно монастырским записям, Ансгарий обладал даром предвидения. Так, он, например, увидел смерть одного из своих учеников еще до того, как узнал о ней. . Господь являлся ему и наставлял на путь, достойный его духа.

— То есть он видел своего Бога? — отпив из стоявшего подле плошки кубка, спросил Сигурд. В кубке оказался вовсе не мед, а нечто кислое, источающее пряный запах. — Когда видел? Во сне?

— Откровения настигали брата Ансгария во сне и во время бодрствования, — возразил монах. Он поднялся, мазнул по столу кисточками веревочного пояса, стал собирать опустевшие плошки.

— Благодарю тебя, Господи, за щедрую пищу. — Шурша одеянием, он понес плошки в угол, принялся споласкивать их в бадье с водой. Под плеск воды, не оборачиваясь к Сигурду, произнес: — Я провожу тебя в свою келью и уступлю свое ложе, а сам проведу ночь в молениях. А за тобой, женщина, придет Ингия. Она отведет тебя туда, где ты сможешь умыться и отдохнуть после долгого пути.

Ночь прошла спокойно, Пока Сигурд обустраивался на низкой деревянной лавке, брат Симон, стоя на коленях в дальнем углу кельи, шептал молитвы и воздевал руки к небу. Под его монотонный шепот Сигурд уснул. Ему снился Каупанг — зеленые летние луга за усадьбами, белые, как облака, стада овец в сочной зелени, солнце, ласкающее его щеки, стрекот кузнечиков. Он лежал в траве на спине, закинув руки за голову, как часто делал в детстве, и смотрел в чистое синее небо, где высоко-высоко черной точкой кружил ястреб. Ему было хорошо и покойно.

Разбудил его звон колоколов. Колокольня была прямо над кельями, звуки оглушали. Зажав ладонями уши, Сигурд сел на лавке, покосился в окошко, больше похожее на бойницу. Сочащийся из него свет делал келью не такой унылой. Натянув сапоги, Сигурд подошел к оконцу, привстал на цыпочки.

Ингия подметала монастырский двор. На ней была юбка из серой шерсти и белая простая рубашка. Голову закрывал островерхий чепец, губы шевелились — Ингия что-то напевала. Метла шваркала по сухой глине, поднимала пыль. Испуганные курицы шарахались от пыльных клубов, квохтали, распуская крылья, метались вдоль стены. У запертых ворот на низком чурбаке дремал служка-привратник. Он прислонился затылком к стене, в углу приоткрытого рта набухал и опадал пузырь слюны. Руки служки лежали на коленях, у безвольно вытянутых ног топтался петух — красно-черный, с синим отливом и загнутым набок гребешком.

Ингия перестала мести, зевнула, окинула петуха равнодушным взглядом, махнула метлой в его сторону. "Хозяин двора" захлопал крыльями и, высоко задирая когтистые лапы, отбежал к своим курочкам.