Ольга Григорьева - Набег

Корабли медленно выползли на середину озера, потекли мимо изогнутого дугой лесистого острова. Деревья на его берегу совсем почернели, просветы между ними заволокло вечерней тьмой. Когтистые лапы веток нависали над водой, тянулись к пришлым.

— Левый борт — табань! — выкрикнул Харек, оглянулся на кормщика Латью, посоветовал: — Держи правее.

Ломая бортами низкий сухостой, драккар развернулся, плавно обогнул длинный островной плес. За чернотой леса, на холме промелькнул отблеск огня, донесся стук кузнечного молота. Похоже, где-то недалеко от берега стояла кузня, а по весне в любой из них хватало работы и на день, и на ночь.

— Тише, — заслышав кузнечный перестук, приказал Волк.

Драккар сбавил ход, выдрой заскользил по спокойной воде. Голоса смолкли, весла едва всплескивали, лишь камни игроков постукивали о палубные доски. Только теперь играющие не кричали друг на друга, а, понижая голоса, возмущенно шипели.

Багровые облака исчезли за холмом, оставив корабль в холодных сумерках.

— Тихо-то как… — Бьерн притянул болотницу к себе, обнял за плечи.

— Ошибаешься. Нынче — край, самое шумное время, — наслаждаясь его теплом, прошептала Айша.

— Край чего? — Двумя пальцами Бьерн зацепил ее подбородок, заглянул в узкое лицо. В сумерках ее кожа казалась совсем белой, тени на острых скулах подчеркивали худобу, глаза блестели двумя водяными каплями.

— Край света и тьмы. Время нежитей. — Айша дотронулась до его уха холодными пальцами. — Слушай.

Бьерн прислушался.

Всхлипывали весла, всплескивала вода, шуршала в камышах выпь-бессонница, далеко за холмом звенели кузнечные молоты.

— Не то слушаешь! — Айша сложила ладонь пясткой, прикрыла ею ухо Бьерна. — Слушай так.

Бьерн попробовал. Понемногу обычные звуки — звон, шелест, плеск — стали растекаться, превращаясь в ровный слитный шум. А из него, будто капель по первому теплу, одинокими каплями засочились совсем другие шумы, куда более невнятные, зато глубинные, минующие рассудок, затрагивающие душу. Тихой перекличкой, сливаясь со звоном молотов, застучали копыта четырех небесных всадников [40] Небесные всадники — ветры. . Они скакали берегом, сопровождая корабли, тяжело дышали, сдерживали своих не ведающих устали коней. Младший, западный, отставал от братьев, иногда окликал их, принуждая остановиться. В плеске волн слышался плач Берегини, которую, пользуясь глубокой дремой старого хозяина вод, мучила уродливая Албаста. Из-за заросшего осокой мыса долетело негромкое мяуканье вышедшей прогуляться Земляной Кошки. Ей в ответ засмеялась в соседнем перелеске хитрая Уводна.

Айша отняла руку от уха Бьерна. Обычные звуки нахлынули на ярла внезапным резким грохотом.

— Ты всегда это слышишь? — Собственный голос вдруг прозвучал для него чересчур громко.

— Это? — Болотница отбросила со лба челку, грустно улыбнулась. — Раньше — да, а теперь только изредка. Но это просто пересуды лесных, ветряных да водяных нежитей. А вот когда выйдет луна, заговорят совсем другие духи.

— Какие? — Разговор заинтересовал ярла.

Айша обрадовалась. Она все-таки сумела отвлечь его от мыслей о княжне. Пододвинулась ближе к Бьерну, подоткнула юбку под пятки, избегая оседающей на палубу ночной сырости.

— Духи, которые когда-то были людьми, — обмени, волколаки, ерестуны, блазни, игоши [41] В славянской мифологии: обмень — ребенок нечистого духа, обменянный на человеческое дитя; волколак — вампир; ерестун — мертвый колдун, покидающий свою могилу, чтоб вредить людям; блазень — тень, призрак; игоша — ребенок, утопленный матерью. . Многие… Их простым людям лучше не слышать.

— Простым? — насмешливо намекнул Бьерн. — А тебе?

— Наверное, и мне тоже, — ничуть не смутившись, кивнула Айша. — Они, если заметят послуха, могут и жизни лишить. Они чужаков не любят.

Игра в камни на корме закончилась. Скальд Тортлав затолкал выигранные камушки в кошель на поясе, завалился на спину — спать. Его приятели тоже понемногу угомонились. Кто-то еще ворочался, отыскивая положение поудобнее, другие уже сопели, погрузившись в сон. Зато Рюрик, наоборот, проснулся, сел, протирая руками глаза. Желтоглазый берсерк перешагнул через ноги Айши, плюхнулся рядом с ним.

— В Лабу придем на рассвете, не ранее. Выспись, покуда можешь, — сказал сердито.

Харек не таился. Ведь те хирдманны, что гребли, не вслушивались в чужие разговоры, а те, что отдыхали от гребли, спали.

— Не хочу. — Мальчишка приглушил зевок ладонью. — Как думаешь, мы увидим короля франков, когда придем на его землю? Говорят, он ходит в золотой одежде и пьет из кубка, сделанного из прозрачного серебра. Такого чистого, что в нем отражается все вокруг.