Людмила Рублевская - Авантюры Прантиша Вырвича, школяра и шпика

— Подобные механизмы, насколько мне известно, могут создать два человека на свете: швейцарец Жан Жак Дроу и Вокансон из Гренобля. — задумчиво промолвил профессор. — Каждая такая штуковина делается не один год и не из одной тысячи деталей. И о ней известно всему миру. А об этой я никогда ничего не слышал.

Вырвич фыркнул — конечно, Бутрим уверен, что знает все на свете, и если он чего-то не слышал, то оно либо засекречено, либо нестоящее. Годы профессорства на докторову самоуверенность подействовали, как теплая вода на цветок, и расцвела она во все стороны, как куст розмарина.

— Это всего только кукла. С чего бы это трубить о ней во все рога?

— Кукла? — загадочно и до обидного покровительственно проговорил Лёдник. — Ты думаешь, над простой игрушкой такие мастера, как Вокансон, работали бы годами? Не удивлюсь, если со временем такие автоматы на неко­торых работах заменят людей. Надеюсь, хотя бы не в брачной постели.

— Автоматы? — недоуменно переспросил Прантиш. — Что за холера?

— Ты, конечно, не читал трактат Жюльена де ля Метри «Человек-машина»? — со всегдашней невыносимой фанаберией снова начал лекцию профессор, не ожидая ответа. — Де ля Метри — последователь Декарта, он исповедует «ятромеханизм», согласно которому человек — всего только животное или сопряжение пружин. В трактате утверждается, что люди, как бы сильно ни хотелось им возвыситься, воспарить, по сути своей не больше, чем животные или прямоходящие механизмы. Ну, а из этого исходит, что такой механизм можно попробовать. сделать.

Прантиш в ужасе глянул на восковую дамочку и перекрестился. Лёдник снисходительно кивнул головой:

— Да, эта паненка должна уметь многое. Во всяком случае, на этой бумаге точно что-то отразит. Воплощал идеи Жюльена де ля Метри уже упо­мянутый мною мастер Вокансон. Вначале он сделал механического флейти­ста, который играет на флейте менуэты и ригодоны — он действительно дует в инструмент, пальцы нажимают на клапаны. Посмотреть на чудо собира­лись целые толпы! Потом мастер сделал железную утку, что могла не только крякать, ходить, хлопать крыльями, но и есть, переваривать пищу и отправ­лять естественную надобность. Это я уже сам однажды наблюдал. И наконец, в академию Лиона Вокансон подал проект искусственного человека — авто­мата, чьи движения, кровообращение, пищеварение, сокращение мышц могли бы имитировать человеческие, даже трупы нам, медикам, не нужно было бы выкапывать, чтобы изучать анатомию.

Прантиш хмыкнул, потому что проблема с материалом для анатомиче­ского театра была настолько острой, что пахла пусть не костром, но тюрь­мою — точно. Отцы-иезуиты и так следили за каждым шагом профессора-схизматика, а когда тот заводил разговор насчет практических занятий для своих студентов, улыбались так вежливо, что можно было скорее отравиться их доброжелательностью, чем получить согласие на очередной эксперимент. Тем более что медицинский факультет, как было обещано, так и не основали, кафедра Лёдника была скорее факультативной. Так что бывший алхимик все время серьезно рисковал. Но представить, что нужно вскрывать желудок автомату? Что кто-то мог попробовать сам создать живое существо, замах­нуться на роль Господа?

— И сделал Вокансон это чудовище? — спросил Вырвич.

— Навряд ли, — мрачно ответил Лёдник. — Академики в Лионе боятся обвинения в богохульстве. Приравнивать человека к механизму — значит отрицать существование вечной души, упаси нас Бог от таких исследовате­лей. Муравей не может сделать муравья.

Вырвич насупился.

— А не обвинят ли нас за эту тварь в колдовстве?

Лёдник хмыкнул.

— Кукла — это не страшно. Я видел гораздо страшнее. — Профессор поколебался и неохотно продолжил. — Был у меня в Праге один. учитель. Он очень хотел изучить настоящую душу. Подстеречь, когда она отделяется от тела, взвесить, если удастся — перехватить. Возможно, вселить в другое тело. Вот такие эксперименты — чудовищны. Это — уже за гранью дозво­ленного человеку.

Студиозус почувствовал, как по коже побежали ледяные мурашки. Лёдник никогда о своей алхимической юности не рассказывал, а из путешествий по Лейпцигам-Прагам-Лионам-Парижам-Лондонам и где там еще он успел побывать — тоже озвучивал не все. И Вырвичу вдруг показалось, что он совсем не знает мужчину с хищным профилем, который стоит рядом в черном камзоле и аккуратном парике.

— Вы что, людей ради экспериментов убивали?

Лёдник глухо ответил, всматриваясь куда-то в пространство: