Царевна же Ксения помянутых царских особ далеко превзошла смирением и кротостью, и никогда не роптала на злую судьбу свою, хоть ей и выпала участь достопечальная и жалостнейшая; силою духа своего все скорби превозмогла, и сумела возлюбить монашеское одеяние свое превыше дорогих платьев бархатных, и в доброте и простодушии скончала мирно век свой в невеликом и небогатом монастыре под Владимиром. За эту кротость она и поныне славна в народе христианском; о ней и песни сложены красивые и плачевные, их же всякий слышал, и в эту книгу их вписывать нет нужды.
Это о царских особах, что сумел изыскать: о Маринке, о царе Василии и о Ксении царевне.
Теперь скажу о тех, чьею кровью и великими трудами спаслось царство Российское, и о том, как вознагражден был их подвиг.
Да не тешит себя читатель суетным упованием, что воздалось каждому по делам его. Отнюдь этого не случилось, ибо те, кто живота своего не щадил, кто за веру и Российское государство насмерть стоял, и радостно кровь свою проливал, и тесноту терпел, и от меча вражеского не бегал, и раны тяжкие испытал, те люди не корыстолюбцы суть: они государю потом прошениями не докучали, и о вознаграждении своем не пеклись, а со скромностью возвращались в домы свои и жили как прежде, славою мирской не прельщаемы. Те же, которые менее всех потрудились, всех более просили: им и достались милости государевы.
Князь Пожарский, хоть и был пожалован в бояре, не получил вотчин богатых, а после и в опале бывал и поношения терпел. Козьма Минин учинился думным дворянином и поехал опять в Нижний говядами торговать: такое, сказал, у меня призвание от Господа; иного дела не смыслю и не разумею. Князь же Трубецкой, коего казаки в осаде московской вовсе не слушали, и воеводой он был единственно по званию, а не по делам; он же был в бояре пожалован Тушинским вором, и Заруцкому с Маринкой споспешествовал, и вору Псковскому присягал — на сего князя царь Михайло излил всю щедрость милости своей, как на первого из героев и спасителя всей земли русской. Не только боярство ему оставил, но и пожаловал вотчину богатейшую Вагу, лучше и доходнее коей нет во всем Московском государстве.
Казаки же, многими достохвальными подвигами стяжавшие славу в сражениях под Москвой, получили денежное жалованье невеликое. По малом времени все деньги пропили и проиграли, и разбрелись розно с атаманами своими по всему государству и стали всюду грабить православных христиан с жестокосердием и безжалостно.
Царские же воеводы долго за ними гонялись и с трудом помалу одолевали и очищали от этих разбойников землю, и прогоняли их на Дон. Казаки же затаили великую злобу на царя и на все Московское царство. На словах верными государевыми слугами назывались, в сердце же лютую ярость копили; ждали же только знака, какой Господь укажет, чтобы учинить Российской державе новое разорение. В недавнее время, как всем ведомо, это их злое умышление въяве показалось, когда пришли они разбойно и кровопролитно на Русь с атаманом Стенькою Разиным, и учинили великий мятеж. Но и из этих воровских казаков, скажу прямо, нашлось немало людей достойных, готовых помереть за веру истинную. Эти-то люди, честные казаки, после Стенькиного низлагания пришли к нам сюда, в Соловецкий святых Зосимы и Савватия монастырь, и вместе с нами теперь сидят в осаде против слуг дьявольских, хотящих креститься щепотью непристойной.
Здесь закончу о казаках, и скажу о себе и келаре троицком Аврамии: мы тоже немало потрудились, потом и кровью своею покупая всероссийское избавление. Пожалованы же были от нового государя, от Михайла Федоровича, с коим я на Москве в догонялки играл, куда как щедро.
Аврамий перво оставался, как был, келарем троицким; и я тоже ничего не получил за верную службу, и шесть лет мы с Настёнкой в нашем Богом забытом селе Горбатове скудость терпели, и только к концу названного срока начало наше хозяйство помалу поправляться; но не успели мы насладиться изобильством и сытым житием.
Случилось же в лето 7126, от Рождества Христова 1618: собрался королевич Владислав с большою силою ратной на Русь, возвращать себе царство утраченное. И, придя к Москве, не смог взять царствующего града, и многих своих людей под стенами положил. Тогда восхотел он взять Троицкий Сергиев монастырь и пришел к обители со всем войском. Троицкие же люди храбро защищались и из пушек поляков крепко побивали. А начальным человеком в обители был в ту пору келарь Аврамий. Он же так премудро и успешно защиту уряжал, что Владислав скоро отчаялся город взять, и сердце его стало к миру преклоняться.
Читать дальше