Сергей Жемайтис - Клипер «Орион»

…С восьмым ударом в рынду на мостик миноносца поднялся офицер, заступающий на вахту. Скоро по трапу спустился лейтенант Фелимор. Он был весел и возбужден. Вахта прошла прекрасно, а сейчас он закусит в кают-компании и выпьет пару стаканов чаю с коньяком. Нет, лейтенант не жалел, что променял спокойную чиновничью жизнь на бесконечные вахты на мостике «Грейхаунда».

Заметив Фелимора, Николай Павлович намеревался перейти на другой борт, несмотря на поздний час ему не хотелось спускаться в каюту, а также задерживать лейтенанта после вахты. Фелимор заметил его:

— О, мистер Никитэн! Приятная ночь, не правда ли?

— Да, славная ночь, хотя все портит чрезмерная скорость вашей «борзой».

— Что вы! Мы идем средним ходом. Можем выжать еще узлов пять — шесть. Вы не привыкли к таким скоростям?

— Нет, почему же, при свежем ветре и у нашего клипера довольно приличная скорость. Но там совершенно иное ощущение скорости…

Фелимор предложил зайти в кают-компанию. Никитин поблагодарил и сказал, что побудет на палубе. Как ни хотелось Фелимору горячего чая с коньяком, он, чувствуя себя хозяином, да еще виноватым перед гостем, увлек его за рубку.

— Вот здесь совсем тихо, — сказал Фелимор. — Вы будьте великодушны и еще раз извините меня за опрометчивый, если хотите, бестактный, глупый поступок. Сейчас, все обдумав, я понял, что не имел права выступать с такой инициативой, не посоветовавшись с вами.

— Я уже высказывал вам свое отношение. Но сейчас этот поход стал даже мне нравиться.

— Вот и прекрасно! Какой вы груз сняли с меня! Последнее время я наделал невероятное количество глупостей. И знаете почему?

— Конечно нет.

— Я женюсь, мистер Никитэн! — Фелимор сделал это признание, как посвящение в величайшую тайну, открытие которой должно объяснить наконец мистеру Никитэну истинную причину появления его на миноносце.

— Я не вижу связи между этим действительно важным событием и…

— И всем остальным?

— Да, мистер Фелимор.

— Знаете, мне и самому еще не все ясно. После согласия Элен стать моей женой со мной что-то произошло и я стал совершать просто невероятные поступки. Когда сейчас я вспоминаю, что наговорил сэру Эльфтону, мне становится не по себе. Элен назвала мое состояние «припадком искренности». Изумительно верный диагноз. Не правда ли, мистер Никитэн? С вами этого никогда не бывало?

Никитин не успел ответить простодушному Фелимору. Из кормы миноносца вырвался столб пламени. Капитан-лейтенант почувствовал, как у него онемели ноги от чудовищного удара в подошвы и он, как во сне, поднимается в воздух.

Очнулся Никитин под водой и опять, как во сне, инстинктивно затаив дыхание, стал выгребать на поверхность. Вынырнув и отдышавшись, стал сбрасывать шинель, и опять это делал, еще не отдавая себе полного отчета, что произошло и почему он очутился в воде. Просто знал и учил этому матросов, что, очутившись в воде, первым делом следует освободиться от стесняющих движения вещей. В борьбе с шинелью окончательно пришел в себя и понял, что произошло. Он чуть не захлебнулся, пока ему удалось сбросить шинель. Вода была холодной, но он не чувствовал этого, работая руками и ногами, чтобы удержаться на поверхности, и оглядываясь вокруг в надежде найти обломок или спасательный круг. Под руку попало весло. Он лег на него грудью, весло тонуло, но это уже была опора на первое время. Шла довольно сильная зыбь. Поднявшись на гребень волны, Никитин увидел футах в десяти дверь и поплыл к ней. Нашел ручку и, ухватившись за нее, понял, что может держаться так довольно долго, пока не онемеют руки. И тут впервые почувствовал, как холодна вода.

Все это время он прислушивался, стараясь услышать чей-либо голос. Стояла жуткая, пугающая тишина. «Ни одного. Бедный Фелимор», — подумал он и понял, что оглох. Он не слышал ни ветра, ни шума волн. Ударил рукой но воде и не услышал всплеска.

— Час от часу не легче, — сказал он, не слыша своего голоса, и стал трезво обдумывать свое положение. Самое большее, если он продержится на этой двери до рассвета, и то, если привяжется к ручке ремнем. Вода не больше пятнадцати градусов, она вытянет из него все тепло, лишит подвижности, закоченевшие руки перестанут слушаться…

«Лучше не думать об этом, а бороться. Надо найти что-либо посолидней: обломок шлюпки, пояс…» И он стал толкать дверь, с каждым рывком подвигаясь на несколько дюймов.

«Так, пожалуй, лучше, — подумал он. — Сила у меня еще есть. Что с моими ушами?» Он тряхнул головой и вдруг почувствовал, как из ушей вылилась «горячая» вода и он стал с трудом различать голоса моря. И как будто где-то далеко-далеко — крик тонущего. Николай Павлович, прислушиваясь к замирающему голосу, стал энергичней толкать свою дверь туда, откуда доносился крик.