Николай Ульянов - Атосса

— Радуйтесь, друзья! Это боги послали нам первый знак скифской мощи. То ли увидим еще?

К вечеру караван достиг львиного камня. Он издали чернел, вызывая страх. Это был громадный блок, грубо обтесаный наподобие обелиска. Верхушка его, изрытая впадинами, смутно напоминала голову льва. Отсюда начиналась земля царственных скифов.

По словам каллипида, настоящая степь раскидывалась только в этих местах. Чтобы пройти ее всю, нужен год, но кто достигает предела, тот не возвращается. Там начинается непроглядный мрак, в сгустках которого зарождаются звери и чудовища. Раз в несколько столетий оттуда выходят многочисленные народы, потрясающие вселенную. Некогда оттуда вышли киммерийцы, а потом скифы. Эти народы — бичи богов, они посылаются в наказание человечеству.

— Ты восхищаешь меня! — воскликнул Никодем. — Возьми этот браслет и пусть он напоминает тебе сегодняшний день. Но в твоих суждениях о скифах есть неправда: не в наказание, а во спасение человечеству послал их Зевс и, если мы счастливо закончим наш путь, — ты будешь свидетелем чуда.

На другой день увидели запряженные волами повозки с войлочными верхами, стада овец, табуны коней и тучу всадников. Всё это со скрипом, плачем, гамом двигалось наперерез каравану.

— Скифы! Скифы! — шептал восхищенный Никодем.

Пока каллипиды с тревожными лицами сгоняли караван в кучу, он весь предался созерцанию приближавшихся наездников. Те двигались медленно и галдели, как птичья стая. От них долетало страшное зловоние, смешанное с запахом конского пота. Никодема поразили волосы скифов, длинные, как у женщин, свисавшие слипшимися прядями из-под острых шапочек. Они долго спорили между собой, махали руками, кричали. Наконец, к Никодему подъехал осанистый всадник и молча уставился на его доспехи. Меховую куртку его схватывал пояс с массивной золотой пряжкой, изображавшей двух борющихся людей. Он ощупал украшения на панцыре, а потом грязными ногтями позвонил по шлему. Никодем дружелюбно улыбнулся и хотел начать речь, но серый конек скифа так больно укусил за бок его лошадь, что та шарахнулась и Никодем едва усидел в седле. Успокоив жеребца и оглядевшись, он увидел, что скифы бьют каллипидов древками копий и отгоняют от вьючных коней. Они перерезывали подпруги и быстро стаскивали поклажу. Половина ее уже находилась в их руках. Еще мгновенье и богатства Никодема были бы разграблены. В это время скифы увидели ослов, кротко стоявших с огромными вьюками на спинах.

Раздался хохот на всю степь. Варвары соскакивали с коней и, присев на корточки, разглядывали добрые ослиные морды. Катались от смеха по земле, приставляли к вискам пальцы, изображая ослиные уши, а какой-то краснобородый, усевшись перед самым маленьким осликом, затянул скрипучую песню, от которой смех поднялся еще больше. Бросили грабеж и столпились возле странных животных. Тогда Никодем приблизился к всаднику с золотой пряжкой на поясе. Тот встретил его грозной речью и, ударяя себя в грудь, произносил:

— Скунка.

Никодем пространно описал цель своего приезда в степи. Он сказал, что возлюбил скифов еще у себя за морем и ныне хочет разделить с ними грозящую им опасность. Он охотно повергнет свои богатства к ногам Ско-пасиса, пусть только позволят ему спокойно дойти до стоянки царя. Скиф его не понял, но при имени Скопа-сиса оскалил зубы и схватился за нож, висевший у пояса. Стоявшие подле скифы тоже нахмурились.

— Скопасис! Скопасис!

В это время прибилзился один из калл и пи до в и Никодем приказал передать свою речь по-скифски. Узнав, что кладь предназначается Скопасису, варвары прекратили ее грабеж, зато лица их засветились звериной злобой.

— Ты счастлив, — услышал Никодем, — ты прибыл удачно: десять дней скифы не могут никого убивать. Если бы не это, кожа твоя была бы содрана, а мясо склевали бы птицы.

На вопрос о причине такой неприязни, скиф взялся за свою золотую пряжку на поясе.

— Разве ты не знаешь, что я Скунка? Я такой же царь, как Скопасис, но ты меня не почтил.

Никодем велел развязать большой тюк и высыпал груду сверкающих мечей и наконечников для стрел и копий.

— Все скифы одинаково близки моему сердцу. Тебе, царь, я воздаю такую же хвалу, как Скопасису. Близок день, когда все мы устремимся против общего врага.

Оружие было мгновенно расхвачено. Любовались его блеском, проводили пальцем по лезвию, пробовали на зуб и на язык. Но злоба не утихала.

Помахивая превосходным мечом, Скунка бросал исподлобья недобрые взгляды на Никодема. В лице его мелькнуло вдруг лукавство и веселье.