— Услал проклятый князек, продажная душа, наших-то, — сказал Лопухин Прозоровскому, сжимая в бессильной злобе кулаки.
И оба поспешили обратно к царице, оставшейся теперь совсем беззащитной среди заведомых недругов там, наверху…
Наталья, видя бесплодность попыток, узнав, что матвеевских стрельцов успели удалить, в отчаянии опустилась на скамью и беззвучно рыдала, прижимая к себе перепуганного царевича.
Вдруг сквозь толпу пробился к ней Матвеев, только сейчас узнавший, что творится во дворце.
Часть провожатых царицы вернулась в терем; там стало известно, что царь умирает, а царицу не допускают к нему.
Поднялось смятение, плач.
Усталый, измученный Матвеев, спавший в одном из покоев терема Натальи, проснулся, вскочил и, поняв, в чем дело, кинулся к царю.
У маленькой двери уже стоял Гаден и спорил с часовыми, не пропускающими лекаря в опочивальню.
— Прочь с дороги! Меня не узнали, што ли? — крикнул на них Матвеев.
Но хмурые стрельцы и не пошевельнулись, особенно, когда заметили, что Матвеев безоружен.
— Как не знать, боярин. Да нам от самово государя приказ даден в энти двери никому ходу не давать. Так уж не погневись.
И бердыши стрельцов, которыми те перегородили обоим дорогу, не сдвинулись ни на волос.
— Пустое вы брешете, собаки! Не мог царь… Пусти, говорят…
И Матвеев, толкнув сильно одного из стрельцов, ухватился за древко секиры, чтобы отвести его и очистить себе путь.
— Ну, уж, нет… Ты не толкай, боярин! Гляди, лихо бы не было… Нам своя голова твоей дороже, — грубо отрывая руку Матвеева от бердыша и отталкивая его назад, пригрозил стрелец постарше. И другой рукой потянулся к ножу, рукоятка которого виднелась из-за пояса.
Стиснув зубы до боли, заскрипел ими боярин, но — делать было нечего.
Гнев, брань — не помогут. Очевидно, тут что-то неспроста… Наглецы уверены в своей безнаказанности, если так поступают с ним, с другом самого царя, с родичем царицы.
Здесь времени терять нечего. Надо скорей, хотя бы дальними переходами, пройти к царю, узнать, что там делается.
И Матвеев кинулся назад.
Гаден за ним.
Обойдя двором, оба они едва пробились только в сени, где нашли новую толпу людей, возбужденных, враждебно поглядывающих на них.
И тут же в углу различили Наталью, окруженную своими боярынями.
Царица от рыданий была в полуобмороке. Царевич Петр громко плакал и тормошил мать, запрокинутая голова которой лежала на плече у старухи Нарышкиной. Сестра Авдотья и золовка Прасковья Нарышкина уговаривали мальчика, сами едва удерживая рыдания:
— Помолчи, нишкни, желанный… Тише, Петенька… Дай спокой матушке… Видишь, тошненько ей… Буде… Ты уж не блажи…
— Мама!.. Мамушка!.. Померла мамушка… Вон и не глядит… Пусть глянет мамушка… Мама!.. Мамка, глянь на меня! — упорно повторял ребенок, обливаясь слезами.
От крика и плача голосок царевича, всегда звонкий и приятный, звучал хриплыми, надорванными нотами.
Увидя Матвеева, царевич сразу рванулся к нему:
— Дедушка… Сергеич, мамка помирает!.. Не дай ей помереть, — вон глянь… Глянь! — трепеща и прижимаясь к боярину, залепетал ребенок.
Гаден приблизился к Наталье, стараясь помочь ей.
По его просьбе Авдотья Нарышкина пробилась на крыльцо и скоро вернулась с ковшом холодной воды.
Наталье обрызгали лицо, напоили ее, и царица стала приходить в себя.
Матвеев сразу понял, в чем дело, и не стал даже делать попытки пробраться в опочивальню к больному царю.
— Слышь, государыня, перемоги себя… Я мигом за своими стрельцами спосылаю… Тут иначе ничево не поделать, — шепнул он Наталье.
— Нету, услали их, — еле слышно ответила Наталья и снова залилась слезами.
— Вернем, ништо… Пока царь жив, время не ушло… Вы, бояре, поберегите царицу, а я скоро назад, — шепнул он Лопухину и Прозоровскому.
— Ладно, делай, што знаешь… Мы уж тут… — ответил Лопухин.
Вдруг зазвучал колокольный перезвон. На крыльце послышалось движение.
Распахнулись двери, и показался сам патриарх, окруженный высшим духовенством, своими боярами и соборным причтом.
— Господи… Вот защита Твоя!.. — вырвалось с воплем у Натальи.
Не отпуская сына, она кинулась к старцу Иоакиму и, как птичка, бегущая под защиту от налетающего коршуна, — укрылась под рукой пастыря, простертой с благословением над головой ее и ребенка.
Как бы против воли расступились все, кто раньше стоял стеной у дверей палаты, и пропустили патриарха в соседний покой, а оттуда и в опочивальню царя.
Читать дальше