Лев Жданов - Стрельцы у трона. Отрок - властелин

Новую волну пьяной черни, стрельцов и солдат толкнули они на площадь к самому концу речи Матвеева.

Но Долгорукий не дал даже долго шуметь этим крикунам. Нагнувшись низко через отраду крыльца туда, к новым буянам, он властно, раздраженно крикнул им:

— Не сметь горло драть, ироды… Собачье племя… Холопы безглуздые. Мало вам, скотам, толковано было? Все не заспокоитесь. Так уж будет!! Иначе я с вами, с крамольниками, потолкую. Жалели вас, кровь проливать не хотели. А вы и стыда не знаете. И вправду, видать, на расправу к мастерам заплечным захотелось. Вот я кликну челядь… Прочь, по логовам по вашим по грязным, пока целы… Не то… в топоры да в плети вас… Ах вы… висельники…

И вспыльчивый, несдержанный князь разразился грубой бранью, грозя кулаком пьяной толпе, наглость которой окончательно лишила его самообладания.

— Слышь, братцы, — закричал из толпы стрельцов Александр Милославский, который, пользуясь мглою, вмешался туда без опасения, что его узнают с крыльца, — прислушайтесь, как лаетца мучитель наш, боярин, князь Долгорукий, да еще петлей и плетью грозит… Потерпите ли, братцы?..

Но и без этих подстрекательств в стрельцах проснулся зверь, которого смирили, успокоили было твердые и разумные речи царицы и Матвеева.

— Што!.. Нас в топоры?! Лаетца еще, окаянный… Буде зря время терять… За работу, робята… Починайте с ево первого, собаки… Заткнем глотку боярскую, ненасытную, широкую… Гайда, кверху вали…

Патриарх, сообразив, что дело кончится плохо из-за одного неосторожного поступка князя Михаилы, поспешил было навстречу толпе разозленных стрельцов, взбегающих на крыльцо, и, высоко поднимая крест в руке, молил:

— Христом Распятым заклинаю… Постойте, чада… Послушайте меня…

— Ступай с Господом, святый отче… Не надо нам теперя уветов твоих… Не пора. Время приспело разобрать: кто нам надобен, кто нет… Бери ево, князька, ребята. Тащи к Пожару… На Лобном месте — тамо всех наших недругов судить станем… Всех их труды приведем!

Но не успели стрельцы, оттолкнув Иоакима, наброситься на Долгорукого, как блеснула сабля в его руках, и один за другим двое ближайших стрельцов упали, обливаясь кровью. Голова одного была так разрублена пополам, как будто нарочно изловчился князь, нанося страшный удар.

— Кроши, руби ево на месте, коли так! — заревели стрельцы.

Два-три бердыша засверкали у него над головой и опустились, с глухим треском раскалывая череп. Князь повалился мертвым.

— Гляди, да он в кольчуге… То-то и копье ево не берет, — орал какой-то приземистый парень, нанося с размаху копьем своим удар по телу князя, прямо в живот.

От первого удара, попавшего по кольчуге, — загнулось жало копья. Но при втором все железо до древка вошло в живот, и, вынимая изогнутое острие, стрелец разворотил все внутренности мертвецу.

— Подымай ево, робята… Вниз кидай… Гей, становите копья, примайте князя, честь честью… Любо ли, гей, робя?.. Михаила Юрьева Долгорукова князя миром встречай… Любо ль?

— Любо, любо… Ох, любо, — кричали в ответ стрельцы, стоящие внизу и окончательно разнуздавшие себя при виде первой крови.

Грузный, тяжелый труп, с которого была сорвана почти вся богатая одежда, очутился в руках двух злодеев. Они, взобравшись на стенку крыльца, раскачали князя и бросили его вниз, прямо на подставленные копья.

Кровь так и хлынула из пяти-шести отверстий, пробитых в трупе остриями этих копий. И сейчас же тело рухнуло на землю.

— Пусти, я ему тоже поднесу гостинчика, — расталкивая других, орал совсем опьянелый, на мясника похожий, стрелец. — Он меня надысь под батоги ставил… Так вот же тебе, окаянный…

Одним ударом секиры он отсек у трупа руку, которая легла на отлете, когда князь рухнул на землю.

— Мой черед… Я… — раздались голоса…

Засверкали секиры, и только тогда оставили злодеи свою гнусную работу, когда на земле вместо человека лежали куски чего-то бесформенного, кровавого, как те небольшие куски мяса, которые лежат на ларях у мясников для мелкой продажи.

— Любо, ребята… Лихо, — снова выдвинулся Александр Милославский, рядом с которым теперь стоял и Толстой. — Теперь, благо почин сделан, — за других берися… Матвеева изловить надо… Он главный ваш ворог.

— Врешь, боярин. Али не слыхал, што тута сказывали цари да Артемон Сергеич? Сам-то ты проваливай, пока не влетело, — крикнули подстрекателю стрельцы, еще не позабывшие гордых и благородных слов Матвеева.

Зубами заскрипел Милославский.