— Царь… Это царь наш малолетний, Петра Лексеич… Видим, знаем… Гляди, братцы, он! — закричали передние стрельцы остальным.
И даже в этом мглистом освещении издалека все узнали своеобразную фигуру, поступь и стать отрока-царя.
— А вот другой хто — не знаем, — опять закричали вожаки. — Може, он — и не он. Не часто видали батюшку царевича Ивана… Попытать бы надо…
— Попытайте, попытайте, — подтвердили отовсюду голоса.
А в это же время какой-то дюжий стрелец при помощи товарища уже тащил высокую лестницу, стоявшую у Благовещенского собора, где делались какие-то поправки. Приставленная к крыльцу лестница достала до самой стены, на которой стояли Иван и Петр.
Два стрельца постарше, видавшие царевича во время торжественных выходов, живо взобрались на самый верх лестницы и, обнажив головы, пристально разглядывали Ивана.
— Ты, слышь, государь, ты Иван ли царевич? Не извели тебя Нарышкины? Не удушил Ивашко Нарышкин? Ты сам и есть он?
— Вестимо, я царевич. Кем же мне быть-то? Мужик ты. Я бы тебя! Ишь, напужали у нас всех… Чучелы… Станет дядя Иван душить меня. Пошто?
И царевич носком сапога сбирался ткнуть в лицо бородачу, но тот уже стал спускаться к товарищам вместе со вторым стрельцом.
— Царевич энто, сам он сказал. Облаял меня государь. Никому быть, как он. Може еще хто попытает, робята?..
Еще несколько стрельцов поднялись один за другим. Иван уж и отвечать не мог спокойно на их вопросы.
— Провалитесь вы, идолы! Слепы, што ли… Я вон плохо вижу… А то бы уж ткнул вас…
— Он, он… И слепой, почитай, вовсе… Никому иному быть, как царевич то… — стали объявлять люди, побывавшие на лестнице. — Нет подмену. Напраслину сказали нам.
Очевидно, в настроении мятежников наступил перелом. Им и страшно и стыдно было всех бесчинств, какие натворили они сгоряча.
Раздались голоса:
— Помилуйте нас, государи наши, и ты, государыня… Налгано нам. Шли не для мятежу. Ваши царские величества хотели застоять… От изменников оберечь. Помилуй, царь-государь, светик ты наш… Земно тебе бьем челом… Не казни рабов своих…
— Христос с вами, люди добрые, — необычно звонким, девическим каким-то голосом далеко в толпу крикнула Наталья, чувствуя, что ее как на крыльях поднимает сознание минувшей огромной беды и опасности. — Идите с Богом. Другим скажите, кто еще не знает. Нет на вас вины… Вот сам царь то же скажет…
— Идите с Господом, — звонко, тоже свободным теперь, радостным голосом крикнул Петр, — нет вины на вас. Хто обманул — те виною…
— Ништо… Мы и сами с ими разведаемся, — раздались кой-где голоса.
И с новыми поклонами толпа была готова уже отхлынуть от крыльца и очистить площадь.
Но тут случилось что-то неожиданное.
Братья Толстые, Александр Милославский, Василий Голицын, Куракин и иные сторонники Милославских поспешно прошли на то же Красное крыльцо, как только узнали, что Наталья повела детей.
Когда выяснилось, что стрельцы, стоящие тут, склонны к мирной развязке бунса, часть заговорщиков-бояр двинулась к Софье, в покоях которой сидел и Милославский. А другие, помоложе, попроворней, прямо кинулись обходом на площадь, чтобы подобрать людей порешительнее и не упустить удобной минуты.
Должно быть, не суждено было этому бурному дню закончиться добром.
У бочек с вином, выставленных по приказанию Софьи под тем предлогом, что это успокоит горланов, пособники царевны нашли больше народу, чем было даже перед Красным крыльцом. Кто в полугаре дошел до Кремля, тот теперь совсем был пьян. Трезвых здесь ни одного не было. Немало завзятых питухов и опилось тут же даровым вином.
Они лежали на земле, страшные, противные, грязные, потеряв сознание.
И остальные уж не разбирали: что они делают, где они сейчас?
— Што ж так загостились, ребятушки? — обратился Петр Толстой к тем, кто был пободрее. — На площадь поспешайте. Покончат там без вас все дело товарищи. И награды им будет больше…
Кинулись гурьбою стрельцы к Красному крыльцу. Громкие их возгласы, брань и угрозы опять бросили тревогу в душу Натальи и бояр.
Матвеев быстро, настойчиво заговорил:
— Ступай, государыня-царица, хотя сюды, в Грановиту палату, поблизости, на всяк случай. И со святейшим патриархом, с господином нашим. А мы уж тут с князем вот, авось образумим и тех, што бегут, как прежних образумили.
— Нет, уж я здеся, с вами побуду, — сказал Иоаким.
Наталья же беспрекословно исполнила совет Матвеева. Несмотря на все самообладание, она чувствовала, что последние силы покидают ее.
Читать дальше