Александр Сегень: Тимур. Тамерлан

Когда с ужином было покончено, Хаджи Барлас откинулся на кошму и попытался заснуть, чтобы набраться сил для дальнейшего бегства. Он не был человеком слишком трусливым, ибо такой никогда не возвысится среди кочевников, но считал, что в данном случае есть все основания для спешки. Однако заснуть ему не удалось: страх, видимо, имеет большую власть над сердцем человека, чем усталость. Бек лежал, прислушиваясь одновременно и к окружающим звукам, и к мыслям, шевелившимся в глубине души. За стенами юрты храпели кони, шёпотом переругивались нукеры, звенели сверчки. В стенах копошились бесчисленные насекомые. В душе бека расправляла свои тёмные крылья тоска. Да, свою жизнь он, вероятно, спасёт, но что он станет делать в Хорасане? Да, его правитель сейчас считается его другом, но одно дело ехать к нему в гости в качестве всесильного бека, и совсем другое — мчаться к нему под крыло, будучи разбитым и гонимым.

Может быть, вернуться?

Нет, ответил сам себе Хаджи Барлас, возвращение — неминуемая смерть, и хватит тратить время, отпущенное для драгоценного сна, на размышления о бесполезном.

Но и второй его попытке заснуть не суждено было стать удачной. Камышовый полог, прикрывавший вход в юрту, откинулся, и на фоне звёздного неба показалась фигура телохранителя.

— Я не сплю, — сказал бек.

— Вас хочет видеть Тимур.

Хаджи Барлас не сразу сообразил, о ком идёт речь. Во время трёхдневной скачки, во время переправы через Амударью он находился как бы в полусне и не вполне отчётливо осознавал, кто именно сопровождает его в этом путешествии. Его можно было понять — слишком резкое падение с вершин благополучия в пределы бедствия кого угодно может свести с ума.

— Тимур?

— Да, господин. Сын эмира Тарагая.

Хаджи Барлас прекрасно знал своего молодого родственника и в глубине души был польщён тем, что он оказался в его свите в этот тяжёлый момент. Тимур уже давно считался самым умным, смелым и решительным среди молодых и родовитых воинов племени. На него можно будет опереться.

— Пусть войдёт.

В дверном проёме произошла смена теней.

Тимур вошёл внутрь и сел, опершись на камышовую стену, отчего сделался совершенно невидим. Эта физическая невидимость гармонировала с общей загадочностью молодого воина. Бек почувствовал, что разговор будет не совсем обычным.

Молчание — вещь неприятная, но вдвойне неприятно молчание в полной темноте. По правилам нарушить его должен был старший по возрасту или по положению. Несмотря на свой титул й на то, что он вдвое старше невидимого гостя, Хаджи Барлас не мог заставить себя заговорить.

Наконец он преодолел вздорную слабость.

— С чем ты пришёл, Тимур, сын Тарагая?

— Я хочу оставить тебя.

Бек почувствовал приступ удушья и стал массировать грудь в вырезе потной рубахи, радуясь тому, что никто не видит его слабости.

— Ты хочешь меня оставить. Куда же ты пойдёшь?

— В Кеш.

— И ты и я — оба понимаем, что это верная смерть. Что тебя заставляет делать это?

Тимур не сразу ответил на вопрос. Вернее сказать, он вообще на него не ответил, ибо спросил сам:

— Скажи, Хаджи Барлас, ты веришь, что, покинув тебя, я отправлюсь именно в Кеш, а не сбегу туда, где буду в полной безопасности?

Настало время бека помедлить с ответом. Наконец он выговорил, медленно, но твёрдо:

— Верю. И отпущу тебя. Но при условии, что ты объявишь мне свою цель: я не хочу быть соучастником безумного поступка.

— Аллах видит, я смел, но не безумен!

— Я знаю это, поэтому так настойчив в своих вопросах Что тебя заставляет вернуться, может быть, семья?

— Нет. Оба моих сына вместе с отцом и старшей сестрой Кутлуг Туркан-ага находятся в надёжном месте.

— Тогда я совсем ничего не понимаю. А ведь сказано: непонимание — мать раздражения и недоверия.

— Я хочу повидать своего духовного отца, шейха [9] Шейх (араб., букв. — старик,) — Титул правителей в арабских странах, глав религиозных мусульманских общин, старост деревень и селений в Средней Азии; в широком смысле — почтенный человек вообще. Шемс ад-Дина Кулара. Когда-то, очень давно, я вошёл к нему в дом, когда он со своими братьями дервишами [10] Дервиши — мусульманские монахи. Странствующие дервиши занимаются знахарством, гаданием, заклинаниями. предавался зикру [11] Зикр (букв. — созерцание) — ритуальное поминание Аллаха по особой формуле. . Я всегда был очень непоседливым ребёнком, но тут я не позволил себе ничего неподобающего и терпеливо выстоял до окончания обряда. Шейх и дервиши были тронуты моим благочестием и помолились за меня. Затем шейх перепоясал меня поясом, дал мне шапку и вручил коралловое кольцо с надписью: «Рости-расти», что означает: «Если будешь справедлив, то во всём встретишь удачу». Шейх ещё сказал мне, что из бывшего ему откровения он узнал, что уже родился человек, который станет наибом [12] Наиб (араб., букв. — заместитель,) — помощник, представитель духовного лица. Пророка. Никто не знает, кто он. Ещё шейх сказал: «Вера принадлежит пророку, вера есть город, вне которого некоторые произносят: «Нет божества, кроме Аллаха», другие, внутри его, говорят, что, кроме Аллаха, нет божества. Имя этого города Баб-ул-Абваб, и там жилище произносящего счастливые слова: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк Бога».