Станислав Десятсков - Когда уходит земной полубог

Так всё представлялось там, в Петербурге. Но совсем не так пошло в Вене. Свояк-цесарь беглому царевичу не только войска во вспоможение не дал, а даже и встретиться с новоявленным родственником не пожелал. Хорошо ещё тёща, видать, за него заступилась перед цесарем: тот не выдал его отцу, а стал прятать по отдельным замкам и провинциям, выделив на его содержание всего три тысячи талеров в месяц. Жить, впрочем, и на эти деньги можно, особливо после того как приехала сударушка, свет ясный в окошечке, лапушка Ефросиньюшка. Тут бы и зажить ладком-рядком на южном краю Европы, тихо-мирно, средь роз и кипарисов! Царевич не мечтал боле ни о какой цесарской подмоге и походе на Москву. В конце концов, он ведь не Гришка-самозванец, может и подождать, пока батюшка по Божьей воле не преставится. Вспомнил, как тяжко болел царь-государь два года тому назад — даже причащался и исповедовался. Да не взял его тогда Господь, отпустил. Вот он опять и понёсся по Европам. Ну да ничего, глянь, и переломит где шею — слишком прыток, всё вскачь! А он, царевич, никуда ныне не спешит, посиживает на балконе, густо увитом виноградом, любуется на синее море. Поистине рай небесный! Виноград уже в августе зрелый, сочный, протяни руку и сорви ягоду. Кушай и наслаждайся роскошными видами на Неаполитанский залив и мирный Везувий. Красота-то какая!

— Свет мой ясный, Ефросиньюшка! — любовно позвал Алексей свою метрессу, похрапывающую на пуховиках. Из-за жары рыжая чухонка вся раскрылась и возлежала во всей нагой красе.

Царевич глянул на рыжую лапушку с одобрением: «Это тебе не костлявая фрея, принцесса Шарлотка. То не так, это не этак! Здесь всё просто, по-людски!» Алексея при одном взгляде на лапушку охватило привычное возбуждение: скинул чёртовы голландские штаны — пузырями, нырнул в широкую постель, покатился под жаркий бочок Ефросиньюшки. Та от лени и глаз не открыла, томно пошарила рукой и молча привлекла его на свою широкую грудь. Забылись от жары и любви...

Обедать сели только вечером, когда спал нестерпимый зной и лучи предзакатного солнца прощально задрожали на синей глади залива и на красной черепице белоснежного города, лежащего под замком Сент-Эльмо.

Перед обедом нежданно явился к царевичу и его метрессе шеф-повар и радостно объявил, что сегодня будет русская закуска: икорка красная и чёрная, рыбка сёмушка, грибки солёные, а для бодрости холодная и чистая как слеза водочка.

— Откуда сии дары России? — удивился Алексей.

— Не сомневайтесь, ваше высочество, всё самое свежее, только что доставил мне приятель купец-далматинец из Венеции, не обманул, выполнил заказ! — довольно потирал руки повар, обрадованный скорым возвращением синьора Алессандро. Круглое, как сковорода, лицо повара озаряла широкая улыбка — он ждал заслуженного одобрения. Но Алексей побелел яко снег.

— Какой ещё далматинец? — сердито спросил он.

— О, простите, ваше высочество! Я не думал, что русский продукт будет противен вашей русской натуре!

— Что за далматинец, я спрашиваю?! — Царевич перешёл на крик.

— Это я, Алексей Петрович! — На балкон вдруг вышел здоровенный верзила и хохотнул баском: — Свиделись!

— Сашка Румянцев, ты? — Царевич замахал на него руками, как на привидение.

— Успокойся, батюшка, свет наш царевич! Я в сём посольстве главный! Да вот припоздал, лестницы-то в твоём замке ох какие крутые! — Из-за широкой спины гвардионца вынырнул разлюбезный Пётр Андреевич Толстой, вытирая лысину голландским платком. — У меня письмишко к тебе есть от государя-батюшки, свет мой царевич! А ты выйди, неуч, вместе со своим поваром, ишь, напугал любезного! — обратился он к Румянцеву.

По знаку Толстого бравый гвардеец взял под локоток недоумевающего шеф-повара и прошёл с ним в буфетную. Там за рюмкой водки ему пояснил:

— Ты не сомневайся, тёзка. Ничего мы царевичу не сделаем — ведь он сын нашего государя Петра Алексеевича.

Румянцев чокнулся с поваром и любезно осведомился:

— А как там синьорина Франческа, ждёт?

— Ждёт! — машинально ответил повар и опрокинул в, рот полную рюмку русской водки. Только сейчас ему раскрылся весь машкерад своего новоявленного друга.

А тем временем Пётр Андреевич плюхнулся без разрешения царевича на стул и, обмахиваясь платком, застонал:

— Ох и жарища! И куда ж тебя занесло, царевич! На самом краю Европы сидишь! Дальше бежать некуда, дальше-то Африка! Сам знаю, я ведь в этих краях бывал. На остров Мальту к господам мальтийским рыцарям наведывался.