Игорь Лощилов - Предтеча [Повесть]

Матвей Бестужев продрался к ордынцам и сказал:

— Почтенный хан мешает моему государю слушать святые слова.

Чол-хан подал коня в сторону великокняжеского дьяка, оттолкнул его ногой и выкрикнул:

— Ха! Твой князь лукавит перед своим богом! Не потому ли его уши закрыты для молитвы?

Вокруг закипели возмущенные голоса. Митрополит Филипп прервал чтение и оглянулся. В глаза ему бросились злобный, аки вепрь, татарин и покрытый красными пятнами лик великого князя. Он мигом оценил случившееся, дернул за рясы окружавших его священников и задребезжал:

— «Спаси, боже, люди твоя…»

— «…и благослови достояние твое!» — громыхнуло его окружение, а хор, услышав знакомый запев, расколол небо над площадью:

— «Видехом свет истинный, прияхом духа небесного, обретохом веру истинную…»

Великий князь поманил к себе Бестужева и крикнул ему в самое ухо:

— Передай ордынскому послу Ибрагиму, что, если он немедля уймет этого пса, получит мой измарагд! — Иван Васильевич снял с пальца перстень с большим изумрудом и протянул его Бестужеву. — Только гляди, попусту не отдавай, а только после того, как пса уймет!

Бестужев бросился в поиски.

Стражники уже потеснили ордынцев и заслонили великого князя от Чол-хана, Тот что-то зло выкрикивал, но за хором его не было слышно.

Иван Васильевич подозвал Патрикеева и указал на стражников:

— Проследи, чтоб татарина не покалечили, пусть только сдерживают!

Вскоре Ибрагим был найден. Ему удалось, по-видимому, как-то успокоить Чол-хана, ибо тот наконец замолчал. Это случилось ко времени, ибо хор троекратным «Аллилуйя!» закончил величальную песнь.

Митрополит глянул в сторону ордынцев и, не видя более ничего опасного, приступил к освящению вербы. Он опустил руку в серебряное ведерце с подогретой водой и брызнул ею в сторону великого князя. Затем спустился вниз и двинулся по проходу, разбрызгивая по обе стороны воду из ведерцев, которые несли за ним два Служки.

Стражники с трудом сдерживали людей, стремящихся подставить под брызги свои вербные прутики. Фаддей, не удовольствуясь пойманными капельками, легко раздвинул стражу и сунул пушистый пучок в проносимое мимо ведерце.

— Во, дед! — радостно ухмыльнулся он, вернувшись на место. — Как помрешь, будет чем постегать!

— Да не верь! — снова встрепенулся старик. — Не штегал гошподь Лажаря. Прощто щказал: вощтань и иди! Я полщта лет тута штою, вще жнаю. Щас владыко гошпода являть будет…

Митрополит повернул назад.

Дьякон прорычал со взлобья:

— «Со страхом божиим и верою приступите!»

Хор трижды повторил:

— «Благословен грядый во имя господне, бог господь и явися нам!»

В это время от Фроловских ворот ко взлобью стал приближаться всадник. Люди узнавали в нем младшего брата великого князя и приветствовали его радостными криками. За ним тянулось странное существо, которое при ближайшем рассмотрении оказалось лошадью с необыкновенно длинными ушами.

Фаддей задергал всезнающего старика, и тот охотно пояснил:

— Это к кобыле уши подвяжали, штоб она на ошла походила. У жидовян ешть така животина, навроде лошади: рогатом мала — в уши пошла. Гошподь-то по Ерушалиму на ошле ехал. Щас владыко это покажет, а ошлятю ошударь поведет: гошподу вше князи мира подвлаштны…

Князь Андрей подвел «ослятю» Филиппу, служки легко взметнули на нее своего тщедушного владыку и передали повод великому князю. Двинулись сани с вербным деревом, и тотчас же из-за спины ближних стражников выскочили пятьдесят юношей — боярских детей, — которые стали устилать дорогу за санями дорогими разноцветными сукнами. Великий князь ступил на образовавшийся ковер и повел за собой кобылу с восседающим на ней «господом». Площадь радостно загудела.

— «Да исполнятся уста наша хваления твоего, господи, яко да поем славу твою…» — запели певцы, и их поддержали колокола кремлевских соборов.

Чол-хан, увидев ведомое великим князем длинноухое существо, громко рассмеялся и выкрикнул:

— Ха, хитрый лис тянет полудохлую церковную крысу!

За шумом его расслышали немногие, но и их было довольно, чтобы в ордынцев полетели поднятые с площади «гостинцы». Это окончательно разъярило Чол-хана, он стал выкрикивать бранные слова, обвиняя москвичей в трусости и вероломстве. Стражники, стыдясь поднять глаза, молча сдерживали напиравшую толпу.

Князь Андрей подъехал к оцепленному полукружию, привлеченный доносившимися оттуда возгласами.