Игорь Лощилов - Предтеча [Повесть]

— Хатун права! — сказал Ахмат. — Не будем уподобляться балагану. Я объявляю вам свою волю: мы пойдем великим походом на московскую землю и превратим ее в пыль. Я покараю Ивана и дам Москве нового князя, покорного моей воле. Я принимаю руку, протянутую польским королем, и посылаю к нему своего человека. Бекляре-бег! Объяви Казимирову послу, чтоб тот собирался в обратную дорогу, заготовьте фирман, богатые поминки и через два дня отправляйте его в путь. А завтра пусть будет военный праздник — люди польского короля должны видеть силу и удаль наших воинов. Пусть Муртаза и Темир покажут нам завтра меткость своих стрел, и тот, кому выпадет удача, поедет обратным послом и будет моим человеком у короля.

Ахмат встал, и военный совет снова распростерся на полу.

Решение Ахмата быстро стало известно всему Сараю. Город охватило предпраздничное ликование: среди многочисленных торжеств военные празднества пользовались особой любовью.

Кручинились только двое московских купцов да ханский оружейник Дамян: Ахматово посольство должно было вот-вот отправиться к королю, а ожидаемый караван припаздывал и посланный ему навстречу Семен все не подавал вестей. Матвей был особенно нетерпелив и беспрестанно тормошил своих товарищей. Василий же стоял на одном:

— Прирежем этих нехристей али стрельнем втихаря — пока новых посольских сыщут, задержка выйдет. Сами сгубимся, зато волю великого князя сполним.

Матвей наскакивал кречетом:

— Не за гибелью нас посылали, а чтоб дело, угодное русской земле, вершилось. Вот о чем думать надобно!

— А чё думать?! — не сдавался Василий. — Прямо на завтрашнем празднике и стрельнем. Там на базарной площади дуб стоит, листья еще не сбросил. Схоронюсь в кроне и стрельну кого следовает.

— Они что ж, вовсе дураки и дерево то не обыщут? — пытался утихомирить Матвей своего товарища.

— Али когда по городу поедут, брошу ножичек из толпы — то-то басурманского визга будет! — усмехнулся Василий. — А может, еще где удобнее место сыщется — пусть вон Демьян подскажет.

— У них военные игрища так происходят, — начал Демьян, — попервости в степь выезжают. Тама скачут, секутся друг с дружкой и птиц диких отлетных стреляют. Для этого особые стрелы придуманы — без оперения, короткие и кривые. Пускают их вдогон стае, они ее обгоняют в полете, повертаются навстречу и зачинают птиц калечить. Чья стрела больше подранит, тот и победил… Потом со степи в город приезжают. Устроят на базарной площади борьбу и сызнова стреляться зачнут, только уже по-другому. Сначала по голубям — это уже обычными стрелами. После по подвескам. Вешают чашу на веревке и пытаются на скаку сбить ее стрелою. У стрел наконечники особые — на вид полумесяца. Кто веревку перебьет, тому чаша и достается.

— Вот тут-то их и стрельнуть! — воскликнул Василий.

— Чего пустое долдонить?! — махнул рукой Демьян. — Там войска тьма и ближе двуста шагов никак не подойти.

— Это с боков, а со спины у них что?

— Караван-сарай, — ответил Демьян. — Он и того дальше будет. Да еще столб с бунчуком стоит, вид загораживает. Они на него правят, когда по подвескам стреляют…

— Может, с этого столба за ними поохотиться? — неожиданно сказал Матвей и пояснил непонявшим товарищам: — В северных землях у чуди есть такая охота самострелом. Ставят в лесу натянутый лук и нацеливают его вдоль звериной тропы. Потом берут веревку, по ихнему титягу: один конец — к тетиве, другой — к земле. Споткнется зверье о титягу, лук стрельнет — вот тебе и добыча.

— А что? Самострелы у нас добрые найдутся! — оживился Демьян, указывая на развешенные по степам замысловатые изделия. — Пристроить один — не задача.

— Осталось только титягу привязать и конец басурманцам сунуть — дерните, дескать, в нужный час! — съязвил Василий.

Опять принялись спорить и, разругавшись вконец, решили пройти на площадь, чтоб все на месте прикинуть. Трудились всю ночь, там и застали их протяжные крики муэдзинов, возвестивших о начале дня.

Бурлила, шумела большая базарная площадь. Люди охватили ее плотной дугой, облепили все близлежащие постройки и деревья. Огражденная стражниками полоса земли шириною в двести шагов упиралась с одной стороны в Ахтубу, а с другой — в стену караван-сарая. В центре ее была установлена перекладина с подвешенными чашами, вокруг которой стояли стрелки, судьи, бросальщики голубей. Напротив, на той стороне, где не было толпы, блестел ослепительной белизной ханский шатер, окруженный почтительными царедворцами и военачальниками. Здесь все сидели чинно, о месте не спорили: все определялось расположением выставленных накануне бунчуков — насаженных на древки красных, синих, зеленых, черных конских хвостов, сгрудившихся около высокого столба. С верхушки его свешивалось несколько желтых бунчуков — цвет золота был любимым цветом Ахмата и его рода.