Джон Клеланд - Мемуары сластолюбца

Однако, помня о приличиях, а также следуя заранее выработанной тактике, я старался скрывать от остальных этот новый интерес. Не без усилий, но все же мне удалось обуздать себя; впрочем, диалог наших глаз не прерывался ни на минуту, доказывая миссис Риверс, что ее авансы находят во мне живой отклик. Я называю их авансами не из хвастовства, а во имя истины, потому что без поощрения с ее стороны я ни за что не осмеливался бы посягнуть на эту женщину – с моей-то неопытностью и преувеличенными понятиями о ее неприступности.

После обеда я рьяно взялся за обязанности тетушкиного церемониймейстера по отношению к нашей гостье. Легко представить, сколько пыла я вложил в это занятие. Когда мы остались одни, она не высказывала ни малейшего неудовольствия от переизбытка моего усердия, на людях же давала мне уроки сдержанности и осмотрительности, которые я, так же, как она, считал необходимыми и вел себя соответственно. Должно быть, у этой женщины был немалый опыт в сердечных делах, и я со всей возможной скромностью предоставил ей быть моей руководительницей в этой, первой в моей жизни, любовной интриге. И если она согласилась, то явно не из одного тщеславия. В то время у меня было немало достоинств: свежий румянец, хорошее сложение, сильные и гибкие члены и все прочие признаки здоровой, неиспорченной юности. Я был в той поре, когда созревающая мужественность рождает потребность в действии, но не в грубом, а, напротив, не лишенном изящества, что весьма ценится дамами, особенно теми из них, кто предпочитает деликатный подход наглости.

Обладая чувствительной натурой, миссис Риверс с первого взгляда, как она призналась впоследствии, почувствовала ко мне расположение, но ей необходимо было принять меры, чтобы соблюсти приличия. Она не могла, разумеется, ожидать особой осмотрительности в моем возрасте. Но существуют ли барьеры, способные устоять против доводов страсти?

Через несколько дней после ее приезда мое терпение было уже на исходе – что неудивительно, если принять во внимание ее многообещающее обращение со мной в те промежутки времени, когда мы оставались наедине. В такие минуты весь ее облик менялся на глазах: от сдержанного, неприступного – до мягкого и снисходительного к моим атакам. Между ее парадной и естественной ипостасями разница была так же велика, как между вечерним туалетом и наготой, разве что переход свершался гораздо быстрее.

Тетушка, встревоженная моим особенным отношением к гостье, которое я не научился еще скрывать, сочла своим долгом предостеречь меня против серьезного увлечения "кузиной", как она называла миссис Риверс; И хотя ее доводы проистекали из непонимания моего состояния – будь я по-настоящему влюблен, с каким негодованием я отверг бы их! – они имели для меня определенный вес, потому что пылкость моя не имела ничего общего с любовью. А когда нет любви, не облагороженный доводами сердца ум остается холодным и неуязвимым. Так что мне было нетрудно убедить тетушку – искренность моих возражений придала им силу, – что я отнюдь не питаю серьезных намерений: мои притязания относительно миссис Риверс не идут дальше потребности в чем-то, похожем на дружбу. А так как сама леди Беллинджер никогда не находила вкуса в легком, ни к чему не обязывающем флирте, то это и подавно не пришло ей в голову, и уж, конечно, не мне было просвещать ее.

Обеспечив себе безопасность с этой стороны, я преисполнился решимости попытать счастья у прекрасной вдовы, которая, в свою очередь, также не оказала мне чести строить на мой счет серьезные планы, а смотрела на меня как на партнера по развлечениям. Это сознательное ограничение наших отношений рамками взаимного удовольствия устроило обоих.

Мое обучение подвигалось вперед семимильными шагами. И вот, после вялого сопротивления, какого требовали приличия и удовлетворенное самолюбие – какая женщина откажет себе в праве утверждать: "Я сопротивлялась"? – добился я наконец любовного свидания (впрочем "любовного" лишь по форме, а не по содержанию) – и где? – у нее в спальне. И уж конечно, не затем она назначала мне встречу в таком месте, чтобы продемонстрировать свою добродетель: для таких спектаклей спальня вряд ли может служить подходящей сценой.

Чтобы вообразить те восторги, в которые я окунулся, нужно представлять себе всю волшебную власть новизны, радость первого удовлетворения чувств в их наивысшем и, может быть, благороднейшем проявлении. Сыграло свою роль и тщеславие, прибавив к ожидаемым наслаждениям радость удовлетворенного любопытства, естественного в моем возрасте. Мысль о том, что своим успехом я обязан ее распущенности точно в такой же мере, как и моим личным достоинствам, ни разу не пришла мне в голову. Я был до того опьянен, что чуть не принял за настоящую любовь то чувственное влечение, которое питал ко всем женщинам мира – в лице миссис Риверс.