Николай Задорнов - Война за океан. Том первый

– Гавани нет. В заливе Анива зимовать суда не могут.

– Ну что же, будем делить, что есть! – сказал Бошняк.

«Теперь все эти казенные голодные люди сядут на мою шею», – подумал Клинковстрем.

Клинковстрем только удивлялся, какой бестолковый народ здешние морские офицеры.

Бледный скуластый штурманский поручик Чудинов с лихорадочным румянцем на щеках вдруг сказал Гаврилову с досадой:

– Вот я вам говорил, Петр Федорович! Надо было не уступать!

– Молчать! – перебил его Гаврилов. – Смотрите вы у меня. – Из растрепанного и вялого он в обращении с подчиненными превращался во властного и строгого. – Запрещаю вам такие разговоры!

«Какая растяпа! Тряпка», – подумал Бошняк.

– Времени терять нельзя, – вдруг решительно сказал Гаврилов и приказал свистать всех наверх. Он, казалось, преобразился. На палубе появились больные и здоровые. Начали тянуться к берегу.

Бошняк и Клинковстрем попросили остановить работы и вызвали свои команды. Больных сразу же отправили в шлюпке на берег.

«Иртыш» медленно двигался. Якоря завозили на шлюпках, они тянулись. Когда прошли половину расстояния до берега, вдруг лопнул канат. Оборвался стоп-анкер и ушел в вязкий ил. Его искали на шлюпках, но найти не могли. Пришлось завозить кабельтов на берег, закреплять за деревья. На двух якорях «Иртыш» стал на зимовку.

Согласно инструкции Невельского, в случае прихода «Иртыша» Клинковстрем мог поступать по своему усмотрению. Теперь можно было уходить в Гонолулу, как предписывал Кашеваров. Невельской разрешал выход в море до пятнадцатого октября, а сегодня двенадцатое. Очень заманчиво. Зимовка на Гаваях: «Но… прежде всего, если я уйду, то команда «Иртыша» будет обречена на верную голодную смерть. Но как я перед правлением Компании оправдаюсь, что остался здесь, когда там известны будут распоряжения, данные мне, и что я до пятнадцатого имел право выйти в море?»

Клинковстрем ничего не сказал о своих колебаниях Бошняку. Это было бы непорядочно. «Ни в коем случае мне отсюда при таком положении уходить не следует», – полагал он. В памяти Клинковстрема ожили все возражения против зимовки в Гонолулу. Ему и прежде не нравилось, что Кашеваров хочет его туда отправить. Лучше бы прямо в Ново-Архангельск, но теперь и об этом нечего думать, поздно! Все же объясняться с Бошняком придется.

– По инструкции я должен теперь идти на Сандвичевы, – сказал Клинковстрем, явившись на другой день на «Иртыш» к начальнику поста, который отдал свой домик для больных, а сам переехал на судно к Гаврилову, – но отменять своего решения я не буду и остаюсь зимовать!

Бошняк вскочил, крепко пожал руку шкипера:

– Вы благородный человек!

Бошняк ждал этого разговора, он помнил, что Клинковстрем теперь может уйти.

– Хотя нам всем будет очень тяжело, – продолжал Клинковстрем, – и правление Компании может возвести против меня обвинение в неисполнении предписания… Но вот я заготовил черновой рапорт, где объясняю главному правлению, что в Гонолулу сейчас идти было бы неблагоразумно.

«По приходе в порт какого-либо государства, как известно главному правлению, – писал шкипер, – я должен был бы в таможне предъявить свои бумаги и под присягою показать, зачем, куда и откуда иду… Со своей стороны думаю, что открыть и распространить известие о занятии Сахалина и прочих мест никоим образом не следовало бы».

Да, знаете, Николай Константинович, ведь война близка, и, конечно, иностранцы не упустят раздобыться от нас новостями, нужными для них. Шутка ли, простоим всю зиму! А то получится, что в Петербурге от нас – исполнителей дела – еще ничего не знают, а уж иностранные газеты раструбят на весь мир о наших открытиях. Люди мои могут разболтать, а упрек мне.

«Вообще приход наш в Гонолулу мог подать повод ко многим различным подозрениям, – продолжал он читать, – и иностранные консулы не упустили бы случая собрать все возможные сведения о распоряжениях и действиях нашего правительства в сих краях. Кроме того, у меня нет векселей, которые я сдал за ненадобностью, и хотя кредит в Гонолулу я, конечно, получу, но и это вызовет подозрения».

Пишу, что придется за этот кредит платить порядочные проценты.

«Славный он человек, честный и настоящий товарищ, – подумал Николай Константинович, – и основательно составил рапорт».

– Еще пишу, что погода в эти дни штормовая, – продолжал шкипер.

Он не забыл упомянуть и советы Невельского, и болезнь плечевых суставов у всей команды.