Николай Задорнов - Война за океан. Том второй

– Надо скорей переходить на северный фарватер, – сказал Невельской, – погода меняется.

Начинался ветер порывами, к ночи поднялся шторм. Отдали запасные якоря. К утру шторм загрохотал с огромной силой. Море ревело. Американское судно оказалось лежащим на кошке у сахалинского берега. Огромные волны били в него, видимо ломая обшивки. Судно казалось брошенным командой.

«Аргунь» ушла еще вчера в лиман. Ее не видно.

Вдали около острова Удд терпело бедствие другое китобойное судно. Хотели идти туда на помощь, но шлюпки заливало, люди едва спаслись, и Невельской поднялся на борт мокрый до нитки.

Шторм крепчал. Гиляки, как птицы в сильный ветер, сидели у рубки, прижавшись друг к другу. Стихать стало ночью. Утром пришла шлюпка с «Аргуни». Араска отправился на берег и вернулся в ужасе: гиляки вырезали и повыбрасывали в море весь экипаж разбитого китобоя.

– Что мне с ними делать! Это какая-то война беспощадная! – воскликнул в горькой досаде Невельской. – Чего только мне разбирать тут не приходится! Можно с ума сойти…

Неожиданно прибыл на баркасе адмирал. Он осмотрел потрепанную штормом «Палладу» и пригласил на совет Невельского, Уньковского и Халезова.

– «Паллада» в реку не войдет! – стоя у стола и держа в руке сигару, резко заявил адмирал.

Невельской ответил, что главное пройдено, остается немного.

– Я не смею рисковать! Я должен идти на «Диане» в Японию и не могу ждать, пока «Паллада» пройдет по всем мелям.

– Идите в Японию, ваше превосходительство, – выпалил Невельской, – а мы фрегат введем.

С неожиданной решительностью Путятин заявил, что «Паллада» по глубокому сахалинскому фарватеру должна возвратиться к мысу Лазарева. А оттуда, на буксире у «Дианы», она пойдет на зимовку в гавань Хади.

– Ей там будет спокойно! Что же мы ее будем здесь ломать по приказу Муравьева! Устье Амура, господа, мелководно и неудобно!

– Нам не давали парового судна для исследований – вспыхнул Невельской, – поэтому мы не могли составить карт огромного лимана.

Долго спорили, но адмирал был неумолим. Он сказал, что отпускает Уньковского и офицеров и доведет судно в Хади, поставит его на зимовку.

– Так я вам говорю, что «Диана» его тоже не будет слушаться! – говорил Уньковский после совета Геннадию Ивановичу. – Больше того, если бы не было Путятина, то и трактат японцы давно бы подписали!

Фрегат с Еткуном и Араской, с Невельским и Ворониным за несколько дней прошел под фальшивым вооружением до мыса Лазарева.

Невельской простился с адмиралом на «Диане» и ветреным утром отправился на шлюпке на мыс Лазарева, где громоздились квадраты батарей, дымились костры и трубы землянок. На бревенчатых ряжах устроены пристани. Здесь остались все гребные суда «Паллады», с ними сотни палладских и дианских матросов. Осенью им предстояло идти в Николаевск на зимовку, оставив здесь лишь сторожей.

Гавань Хади открыла свои каменные ворота, и по знакомой глади, между обрывов, «Паллада» на буксире шлюпок пошла в глубь бухты и отдала якорь напротив кладбища.

Лес на горах чуть заметно тускнел. Близка осень.

На посту выстроились казаки. Адмирал съехал помолиться.

А еще через день фрегат «Диана», торжественно распустив паруса, уходил в плавание. Спускались к воде хребты материка.

«А жаль, что Гончаров не пошел в плавание! Не понял он ничего, всей глубины смысла морской жизни! Не моряк он и не чувствует пульса современности! Но еще спохватится, не рад будет, ох, не рад! Когда не получит никакой награды за путешествие, так и вспомнит, локти будет кусать! Неаккуратен, безволен оказался, не довел дело до конца! Так поделом ему!»

И оттого, что даже писатель ничего не понял, адмирал чувствует себя одиноким, гордым орлом, парящим в заоблачной выси.

Но что-то японцы… Скучно и тяжело бывает и на душе у адмирала. И он вспоминает семью. Но еще сильнее владеет им чувство долга.

Бьет волна. Ветер в мачтах. Да, только моряк может испытывать подобное наслаждение…

По прибытии со свитой в Аян Муравьев узнал, что и там нет никаких известий о Камчатке. Это его очень озаботило, и он приказал Римскому-Корсакову немедленно идти на шхуне «Восток» в Петропавловск.

Перебравшись через хребты и болота, губернатор вскоре добрался до Якутска. Под благовидным предлогом он оставил там почти всех своих спутников, вместе с Гончаровым, решив, что пусть тут поживут, нечего им торопиться в Иркутск, а тем паче в Петербург. Пусть Иван Александрович изучает Сибирь хорошенько, самую жизнь во всей глубине, да познакомится с великим подвижником преосвященным Иннокентием.