И Аришат во всем с ним согласилась.
Они были полностью заняты друг другом, но так не могло продолжаться вечно. «Что-то надо решать, – говорил себе Мисдес. – Я не могу отвезти ее в Карфаген. Что я скажу Кахине и сыну?».
Неожиданно выход им подсказал случай.
Аришат была вынуждена иногда встречаться с Катоном, который стал ревновать свою пропавшую любовницу и уже собирался приставить к ней шпионов, что могло для Мисдеса плохо закончиться. Но хитрая женщина успокоила его, заверив в своей бесконечной преданности. Влюбленный консуляр разбалтывал своей пассии некоторые тайны, и одна из них, особо важная, была пересказана ею Мисдесу:
– Тит Фламинин узнал, что Ганнибал нашел пристанище у царя Вифинии и ведет переговоры с послами царя о его пленении и доставке в Рим.
– Что?! – вскочил возмущенный Мисдес. – Они хотят поймать моего легендарного друга и выставить его на посмешище римским плебеям?!
– Порций сказал, что переговоры зашли в тупик, – успокоила его Аришат. – Вифиния – не вассал Рима, и царь отказывается выдавать своего гостя.
Мисдес думал недолго.
– Я должен отправиться в Вифинию и предупредить Ганнибала.
– Я поеду с тобой, – не раздумывая, сказала Аришат.
Так они оказались в Никомедии, в этом богатом, солнечном городе, полным иноземцев.
Старый полководец был чрезвычайно счастлив, увидев своего друга детства. Он даже прослезился от радости.
– О Мисдес, неужели в конце моей жизни Тиннит снова ко мне благосклонна? – воскликнул он.
– Кто-то же должен помогать блистательным Баркидам… скрашивать их отдых после ратных трудов, – ответил Мисдес фразой, сказанной им почти сорок лет назад перед битвой у реки Таг.
Они оба рассмеялись от души и крепко обнялись.
Дом Ганнибала хотя и находится на окраине города, но был достаточно большим. Аришат с Мисдесом часто посещали его.
– Зачем тебе такое пристанище? – спрашивал Мисдес. – Это же какая-то маленькая крепость.
– Да, помимо высоких стен, он имеет семь выходов, из них два потайных, – похвастался Баркид. – Но ты же знаешь, сколько у меня недругов. Я ведь не только заклятый враг Рима. Даже Совет родного Карфагена, пытаясь угодить победителям, подвергает казни любого, кто пытается снестись со мной.
– И больше всех верещит мой бывший родственник – Гасдрубал Козленок, – подтвердил Мисдес и с иронией добавил: – Как же он тебя обожает!
– Правильно называл его и братца Ганнона твой славный отец. «Сенаторы Рима в Совете Карфагена», – злобно сказал Ганнибал. – Когда мы воевали, они отращивали зады в сенате и делали все, чтобы свести на нет наши победы.
– Давай не будем вспоминать о грустном, – предложил Мисдес. – Все это уже в прошлом. Сколько же еще можно богам нас испытывать?
***
Аришат любила ходить на главный рынок города. Здесь, в Никомедии, у нее имелось достаточно свободного времени, которого в Риме всегда не хватало. Она не была обременена домашним хозяйством, контролем над многочисленными слугами, и поэтому просто наслаждалась жизнью.
Пока Мисдес находился в обществе Ганнибала, Аришат в сопровождении своего верного раба, македонца Клитарха, захваченного в плен во время битвы при Киноскефалах четырнадцать лет назад, отправлялась за продуктами, которые лично отбирала для обеда.
Могучий македонец не сводил преданных глаз со своей госпожи, обожаемой им за доброту и хорошее обращение. Он готов был растерзать любого, кто посмеет не уступить ей дорогу.
Возвращаясь назад по центральной улице города, Аришат ступала неторопливо, наслаждаясь прекрасной погодой. Она была в предвкушении прихода Мисдеса – им не хватало ни дня, ни ночи, – и не обращала внимания на снующих повсюду людей всевозможных народностей и занятий.
Чтобы не отличаться от местных женщин, Аришат одевалась на вифинийский манер. Сейчас на ней было длинное, до пят, светло-зеленое платье, украшенное золотыми цветами, вышитыми тонкой нитью и потому почти не заметными; на голове – легкое полупрозрачное покрывало с вуалью, перехваченное наверху нарядным вязаным ободком.
В этом городе италийцы встречались очень редко, и Аришат не опасалась быть узнанной. Для всех в Риме она направилась в Сицилию, откуда якобы была родом. Но годы научили ее быть осторожной, и она считала нелишним спрятать лицо под вуалью.
Ее слух различал в толпе речь греков и финикийцев, судачивших о своих торговых и повседневных делах, но она не пыталась вникать в суть чужих разговоров – какое ей до них дело? Но тут неожиданно позади она отчетливо услышала латинскую речь.
Читать дальше