Робин Янг - Крестовый поход

После увиденного в амбаре она не находила себе покоя. Первым импульсом было все рассказать Низам, но для матери сын всегда был прав. Потом Айша решила, что расскажет отцу, но тоже отказалась. Ее пугала мысль, что придется описывать все, что она видела. Теперь же ей просто хотелось эту мерзость забыть. Тем более что после наложницы Барака вряд ли станет лезть к ней в постель. Она презирала его настолько остро, что даже сама мысль о близости приводила ее в ярость.

Когда евнух закрыл за собой дверь, Айша повернулась, села на край постели. Следом выползла из-под покрывала обезьянка. Еда пахла вкусно. Соскользнув на пол, Айша села, скрестив ноги, и отправила в рот горсть желтого риса, сдобренного пряностями и смешанного с изюмом и абрикосами. Желудок одобрительно заурчал. Айша улыбнулась и протянула горсть риса обезьянке, которая уже забралась ей на плечо и гладила хвостом щеку. Насытившись рисом, Айша потянулась за чашей, запить еду ароматным чаем. Глотнула раз, потом еще. Чай имел какой-то странный едкий привкус, но она его все равно допила.

Прошла минута, может, чуть больше, Айша поставила чашу и влезла на постель. Откинулась на спину, лениво поглаживая обезьянку, чувствуя сонливость. Начали тяжелеть веки, а спустя какое-то время то же самое стало происходить с руками. Она с трудом могла пошевелить пальцами. Согнула и обнаружила, что они застыли, стали деревяшками. Комната выглядела как-то странно, вернее, Айше начало казаться, что она видит все неправильно. Она попыталась встать, но обнаружила, что ноги не повинуются. Ей все же удалось соскользнуть на пол, на колени. Чаша звякнула, опрокинувшись на тарелку. Айше вдруг стало страшно. Обезьянка с горстью риса устроилась на кровати и пристально смотрела на нее своими маленькими янтарными глазами. Айша хотела крикнуть, но не получилось. Спазм сдавил горло. Она повалилась лицом вперед, ловя воздух ртом, но этот воздух в легкие почему-то не попадал. Она задыхалась. По всему телу начало распространяться холодное оцепенение. Айша обвела глазами покои, насколько могла. Дверь была где-то бесконечно далеко.

Крепость ассасинов, северная Сирия 26 мая 1276 года от Р.Х.

Прихлопнув на шее москита, Назир присел на корточки спиной к скале, снял с пояса бурдюк с водой. Прохлада в горах была благословенной по сравнению с адской жарой пустыни, но донимали тучи насекомых. За скалой вилась вверх дорога, заканчивающаяся у старинной крепости.

Назир напился из бурдюка. Сквозь ветви пирамидальных деревьев на склоне просвечивала простиравшаяся внизу долина. Желтая, пустая, однако ласкавшая взгляд своим однообразием. Здесь время остановилось. Эти места выглядели так же, как и во времена его детства, когда он жил в деревне у подножия горы. Чем ближе Назир подходил к горам Джабал Бара, где ему предстояло отыскать ассасинов, причастных к покушению на Бейбарса, тем ярче становились воспоминания. И вот теперь они заполнили все вокруг. О прошлом напоминал каждый поросший кустарником склон, прошлое можно было пощупать пальцами в каждом порыве ветра, пахнувшего жарой и дикими цветами. Он бывал в этих краях и прежде, но всегда с войском. Тогда воспоминания заглушала тяжелая поступь мамлюков, а сейчас, в этой тишине, стоило ему закрыть глаза, как становился слышен звон мечей и пахло дымом. Он видел краснолицых людей с дикими глазами и безумными улыбками, с факелами в руках. Его деревня горела под пронзительные крики женщин.

Шевельнулись кусты. Назир, открыв глаза, потянулся за мечом, но, увидев знакомое лицо, расслабился. Это был воин полка Мансурийя, один из четырех, которых послал с ним Калавун.

— Приближаются всадники, атабек, — тихо произнес воин, подходя. — Трое.

Назир быстро поднялся на ноги.

— Пошли.

Они двинулись по дороге к тому месту, откуда была отчетливо видна крепость. Вскоре наверху мелькнули трое всадников, двигавшихся один за другим.

— Это он? — спросил воин.

— Откуда мне знать, — ответил Назир. — Наши на месте?

— Да. — Воин посмотрел на Назира. — Что будем делать, атабек? Их трое.

— Если я увижу, что это тот самый человек, то подам сигнал. Будем действовать, как договорились.

— А другие?

— Придется убить, — сурово сказал Назир. — Взять всех троих нам не под силу.

Воин, казалось, встревожился. Несколько столетий сирийцы-ассасины — фидаины (жертвующие собой), как они себя называли, — вселяли ужас в сердца людей, будь то христиане, сунниты или монголы. Это были фанатичные последователи исмаилской ветви шиитской веры, хладнокровные убийцы, о хитрости, коварстве и бесстрашии которых ходили легенды. Многие владыки почувствовали между ребер кинжал ассасина, если решались противостоять либо им, либо их верованиям. Всего пять лет назад закончилась их власть над этим регионом, где крепости воздвигли еще во времена Саладина по повелению самого знаменитого вождя ассасинов Синана по прозвищу Горный Старец. Фидаинов боялись даже теперь, когда большинство из них, покорившись Бейбарсу, стали просто наемными убийцами.