Увы, были ли они неуязвимы? Кто мог знать?
На шестнадцатый день пятого месяца она послала Ли Ляньиня найти Жун Лу и доставить его к ней. Она должна была взять обратно свое обещание. В это утро шпионы принесли ей весть, что новые иностранные солдаты шагали в глубь страны с побережья, чтобы отомстить за смерть еще одного иностранца, убитого разъяренными китайцами в провинции Ганьсу.
Жун Лу появился в полдень, одетый в уличные одежды, как будто пришел из парка или с горного склона. Но она не обратила внимания на его внешний вид.
— Могу ли я по-прежнему молчать, когда город полнится иностранными солдатами? — спросила она. — Народ восстанет против трона, и династия погибнет.
— Ваше величество, я согласен, что мы не должны позволять новым иностранным солдатам входить в город, — ответил Жун Лу, — и тем не менее я утверждаю, что будет позором, если мы нападем на посланников иностранных государств. Они посчитают нас дикарями, не знающими законов гостеприимства. В своем доме гостя не отравляют.
— Что бы ты хотел, чтобы я сделала?
— Попросить иностранных послов покинуть город, с семьями и друзьями, — сказал Жун Лу. — Когда они уйдут, то войска уйдут вместе с ними.
— А если они не захотят уйти?
— Возможно, они захотят, — сказал он спокойно. — А если нет, то тогда тебя ни в чем нельзя будет винить.
— Ты освобождаешь меня от моего обещания? — спросила она.
— Завтра, — сказал он, — завтра… завтра…
Глубокой ночью императрица была внезапно разбужена ярким светом. Как всегда она спала с открытыми занавесками на кровати, и свет лился на нее из окон. Свет исходил не от фонаря и не от луны, а из самого неба, малинового и пылающего. Она села на кровати и позвала своих служанок, которые спали на соломенных тюфяках, разложенных вокруг ее постели. Они проснулись, сначала одна, а затем и остальные три, и побежали к окну.
— Ай, — закричали они, — ай-ай-ай…
Дверь разом распахнулась, и из-за нее, тщательно отвернув в сторону лицо, Ли Ляньинь прокричал, что пылал иностранный храм, подожженный неизвестными.
Императрица поднялась с постели и потребовала немедленно ее одеть. Женщины быстро надели на нее халаты, и вместе с евнухами она пошла из дворца в самый отдаленный двор и там забралась на пионовую гору, откуда можно было смотреть вниз на город. Дым висел густой завесой, пронзаемой языками пламени. Вскоре ужасная вонь горящей плоти распространилась в воздухе. Закрывшись платком, императрица осведомилась, что это был за запах. Ли Ляньинь сказал ей, что боксеры жгли французскую церковь, а внутри были сотни христиан-китайцев — мужчин, женщин и детей.
— Какой ужас, — простонала императрица, — о, если бы я не пустила иностранцев с самого начала! Много лет назад я бы не пустила их, и народ бы не тянулся за иностранными богами!
— Ваше величество, — сказал Ли Ляньинь, — утешьтесь. Иностранцы первыми стреляли в толпу, и отважные боксеры только отомстили.
— Увы, — сокрушалась она, — канон истории учит нас, что, когда в Императорском городе бушует пламя, оно поглощает одинаково и простую гальку, и драгоценный нефрит.
Она не могла больше смотреть. Мрачно размышляя весь день над тем, что увидела, в то время как воздух все больше наполнялся запахом смерти, она приказала евнуху перенести ее вещи и книги во Дворец мирного долголетия, где она не будет видеть и слышать того, что происходило в городе, где воздух был чист и стояла тишина.
— Ваше величество, — призывали они, — если вы не хотите все потерять, то должны использовать волшебные силы боксеров. Иностранные солдаты заполняют улицы подобно водам наводнения, врывающимся в городские ворота.
— Теперь же, теперь, ваше высочество, без промедления…
— Ваше величество, ваше величество…
Они кричали перед ней. Она разглядывала одно за другим их лица в маленькой тронной комнате: Ган Ни, принц Дуань, Юань Шикай и высочайшие принцы и министры. Они в спешке примчались на ее вызов и стояли перед ней в смятении. Не было времени опускаться на колени и церемониться.
По ее правую руку на низком резном стуле сидел император, голова его была склонена, лицо бледно, длинные тонкие руки вяло сложены на коленях.
— Сын неба, — спросила она, — следует ли нам использовать полчища боксеров против наших врагов?
Если он скажет «да», то разве не ляжет вина на него?
— Как вы пожелаете, Священная мать, — сказал он и не поднял головы.
Она поглядела на Жун Лу. Он стоял обособленно, с опущенной головой.
Читать дальше