Перл Бак - Императрица

— Ладно, ладно, — говорила она, смеясь, — что ты там еще скажешь, чудовищный человек!

Когда евнух ушел, она отправилась бродить в одиночку по роскошным паркам, устроенным ею самой, и солнце светило на ее красивое стареющее лицо и на сверкающие одежды, какие она любила носить. На установленном ею самой расстоянии фрейлины следовали за ней подобно стайке пестрых бабочек.

Наступил день свадьбы, недобрый день, не благословленный Небом. Знамения были плохими. Накануне ночью могучий ветер задул с севера и сорвал крышу из циновок, которую соорудили евнухи над огромным двором Запретного города, местом, которое императрица своим указом назначила для свадебной церемонии.

Рассвет был серым и темным, пошел частый дождь. Небеса были неумолимы. Красные свадебные свечи никак не удавалось зажечь, а цукаты и сладости размякли от влаги. Когда невеста вошла в огромный двор и заняла свое место возле жениха, тот отвернул голову, чтобы показать свою неприязнь. Императрица, видя такое неуважение к той, что была выбрана ею самой, едва смогла скрыть ярость. Ее гнев обратился внутрь, кипя прошел по венам, достиг сердца и застыл там злобной и бессмертной ненавистью к племяннику, потому что тот осмелился ей перечить.

Он сидел, высокий, бледный юноша, хрупкий как тростник, слабовольный, с безбородым лицом, с тонкими, всегда дрожащими руками. Однако он был упрям! Это был наследник, которого она выбрала для трона! Его слабость была упреком ей самой, а его упрямая воля была ей врагом. Императрица втайне гневалась, а по желтоватым щекам невесты текли слезы.

Обряды шли своим чередом, императрица казалась безразличной, и когда день кончился, она покинула Запретный город и возвратилась в свой Летний дворец, который отныне должен был стать ее домом.

Оттуда в первый месяц ее пятьдесят шестого года она объявила стране эдиктом, что еще раз удаляется от регентства и что император теперь один восседает на троне Дракона. Что же до нее, объявила она, то она удалялась из Запретного города. Так она и сделала, в тот же самый месяц перевезя свои сокровища в Летний дворец с намерением жить и умереть там, против воли многочисленных принцев и министров. Они умоляли ее не выпускать хотя бы из одной руки бразды правления империей, ибо император, заявляли они, был упрям и слабоволен, что являлось опасным сочетанием своенравия и уступчивости.

Он слишком подвержен влиянию своих наставников — Кан Ювэя и Лян Цичао, — говорили министры.

И, ваше величество, он слишком любит иностранные игрушки, — подчеркивал главный цензор, — до сих пор молодой император, хотя он уже мужчина и муж, просиживает часами с игрушечными поездами, заводя их ключом или разжигая огонь, чтобы увидеть, как они едут по игрушечным путям. Мы сомневаемся, что это у него только забава. Мы опасаемся, что у него есть замысел построить иностранную железную дорогу на нашей древней земле.

Она посмеялась над ними, очень довольная тем, что стряхнула с себя заботы и обязанности.

— Теперь это ваше дело, — заявила императрица. — Делайте что хотите с вашим молодым повелителем, а мне позвольте отдыхать.

Все до единого были встревожены, тем более что принц Гун и Жун Лу уже были изгнаны со двора.

— Но сможем ли мы приходить к вам, если наш молодой император не будет прислушиваться к нашим советам? — спрашивали министры и принцы. — Помните, ваше высочество, что он боится только вас.

— Я не в другой стране, — отвечала императрица все еще озорно, — я всего лишь за девять миль. У меня есть евнухи, шпионы, придворные. Я не позволю императору лишить вас голов, пока вы верны мне.

Ее огромные глаза светились и искрились, когда она говорила, а губы, все еще красные, как сама молодость, изгибались в дразнящей улыбке. Видя ее прекрасное настроение, министры успокоились и удалились.

Снова полетели года. Императрица тайно удерживала свою власть через евнухов и шпионов, которых имела в каждом дворце. Так она узнала, что молодой император не любит свою некрасивую супругу, что они ссорятся, а он обращается за советом к двум наложницам, Жемчужной и Блестящей.

— Но они глупые, — заметил Ли Ляньинь в своем ежедневном докладе. — Нам не следует их опасаться.

— Они развратят его, — сказала императрица безразлично. — У меня нет надежды на него.

Казалось, это ее не заботило, но на короткое время ее огромные глаза стали унылыми и тусклыми.

Однако она могла быть не только беззаботной, но и твердой в своей власти, как и любой правитель. Когда принцы ее собственного клана попросили повысить титул принца Чуня, отца императора, и таким образом дать императору возможность показать сыновью почтительность, поставив отца выше, чем сам император в ряду поколений, то она не позволила это сделать. Нет, императорская линия по-прежнему должна была идти только через нее. Гуансюй был ее приемным сыном, и она была императорским Предком. Однако с присущим ей изяществом она сделала свой отказ тактично, чтобы не ранить принца Чуня, которого выбрала в мужья для своей сестры много лет назад. Она похвалила принца, сказала особо о его неизменной верности, а затем подчеркнула, что он сам не примет такую почесть, настолько он был скромен.