Перл Бак - Императрица

Император раздумывал, приложив палец к нижней губе.

— Когда мы отправимся? — спросил он.

— Через месяц от сегодняшнего дня, — сказала Мать императрица. — Ты будешь один, как и сейчас. В те дни, что супруга не сможет поехать с тобой, мы и совершим путешествие. Она с еще большей радостью приветствует тебя, когда ты вернешься.

И снова император задумался, почему вдруг его мать так изменилась, так заговорила об Алутэ. Кто мог угадать ее мысли? Было верно, что она могла быть жестокой и злобной, но могла быть также искренне доброй и любящей по отношению к нему, и между этими двумя ее характерами он оставался в неопределенности всю свою жизнь.

— Мы поедем, мама, — сказал он, — действительно, мой долг — поклониться могилам.

— Разве ты мог сказать по-другому? — ответила Мать императрица, оставшись довольна своей собственной хитростью.

Все вышло так, как она задумала. В одну из ночей, находясь далеко за пределами стен Пекина, в тени могил Предков, император послал евнуха, чтобы тот привел к нему Жасмин. День он провел в поклонении могилам, рядом с матерью, которая наставляла его в выражении почтения и в молитвах. День начался солнечным светом, но затем пришла гроза, а за ней монотонный дождь, который продолжался и ночью. Под кожаной крышей шатра император лежал в бессоннице, чувствовал себя одиноко. Не подобало просить евнуха играть на скрипке или петь, потому что это были дни скорби и уважения к восьми императорским Предкам, которые покоились невдалеке в своих могилах. Лежа и слушая дождь, молодой император обратился в мыслях к мертвым, поскольку однажды он будет девятым и также будет лежать под дождем. От таких мыслей им овладела меланхолия, он почувствовал страх от того, что не сможет прожить долгую жизнь и умрет молодым. Его охватил припадок дрожи, и ему страстно захотелось к молодой жене, которая была так далеко. Он обещал ей, что будет хранить ей верность, и именно это обещание помешало ему хотя бы раз вызвать в свою спальню наложницу. Но он не дал нового обещания на время путешествия к могилам, потому что ни он, ни Алутэ не могли предвидеть, что его мать возьмет с собой Жасмин как компаньонку. Мать императрица ничего не говорила о ней в течение всего торжественного дня. Сам император тоже не подал никакого знака, что видел Жасмин. Однако он видел, как она ходила по палатке его матери, где он принимал вечернюю еду после церемониального поста. Теперь, ночью, он думал о ней и не мог отогнать ее образ.

Своему евнуху он сказал только, что замерз.

— Я продрог до мозга костей. Никогда еще я не чувствовал такого холода, странного, как смерть.

Императорский евнух был подкуплен Ли Ляньинем и поэтому ответил:

— Повелитель, почему бы вам не послать за первой наложницей? Она согреет вашу постель и прогонит холод из вашей крови.

Император притворился, что у него нет охоты это делать.

— Здесь, под сенью могил моих Предков? Разве можно!

— Она просто наложница, — уговаривал евнух. — Наложница — это никто.

— Хорошо, хорошо, — согласился император, который все еще изображал неохоту.

Евнух убежал в мокрую темноту ночи, а дождь по-прежнему барабанил по тугой кожаной крыше над головой императора. Очень скоро он увидел сверкание фонарей, и двери шатра раздвинулись как занавес. Там стояла Жасмин, обернутая в простыню из промасленного шелка, чтобы спрятаться от дождя. Но дождь зацепил пряди мягких волос, разметанных по ее лицу, блестел на щеках и повис на ресницах ее глаз. Губы у нее были красными, и такими же красными были щеки.

— Я послал за тобой, потому что мне холодно, — пробормотал император.

— Вот я, мой повелитель, — сказала Жасмин. Она сняла с себя промасленный шелк, затем одну за другой свои одежды т скользнула в его постель. Тело ее было горячим в отличии от его закоченевшей плоти.

Мать императрица не спала в своей палатке, слушая ровное постукивание дождя, — этот мирный звук отзывался покоем в ее сердце и уме. Евнух доложил, что он сделал, и она дала ему унцию золота. Сейчас ей не требовалось ничего другого. Жасмин и Алутэ поведут войну любви, и, зная своего сына, императрица понимала, что Жасмин уже была победительницей.

Лето шло, Мать императрица вздыхала, что становится старой, что, когда Летний дворец будет построен, она удалится туда провести свои последние годы. Она жаловалась, что кости у нее болели, зубы качались и по утрам ей не хотелось подниматься с постели. Фрейлины не знали, как понимать эти притворные болезни и жалобы на старость, ибо на самом деле Мать императрица, казалось, источает молодость и силу. Когда она лежала в постели, жалуясь на головную боль, то выглядела светлой и красивой, а глаза были такими яркими и кожа такой светлой, что фрейлины переглядывались и задавались вопросом: что же происходит внутри этой хорошенькой головки? Никогда еще императрица не ела так хорошо и с таким аппетитом, как теперь, причем не только положенную еду, но и сладости, которыми баловала себя в перерывах между едой. Движения ее были вовсе не скованы, и походка не шаркающей, наоборот, она все делала с изяществом и почти юношеской жизненной силой.