Готовился он основательно. Так что теперь ему только не растеряться, когда он поднимется на этаж и войдет туда, в аудиторию.
Все же нетрудно было догадаться, что пригласили его сюда, в этот большой известный вуз, не столько из-за того, что он, Мартьянов, уж такой опытный, умелый специалист, а скорее потому, что он, безусловно, молод, что сейчас веяние на молодых, и, вероятно, потому еще, что по молодости не заражен он никакими старыми педагогическими предрассудками.
Тогда все подвергалось ломке и пересмотру, в том числе и прежние методы преподавания. Их объявляли устарелыми, консервативными… даже враждебными. За советами, как готовить новых специалистов, шли на предприятия, на стройки, на станции.
Еще год назад Мартьянов принимал жаркое участие в так называемой методической комиссии при Центрэнерго. Инженеры, конструкторы, техники рождали на заседаниях идеи и планы, которые должны были посрамить великие авторитеты педагогики прошлого. Мартьянов, разумеется, тоже сочинял со всей отвагой молодости проекты коренной перестройки преподавания. И однажды с большой горячностью, помогавшей одолевать робость, выступал перед общим собранием инженерно-технических работников, которое должно было утвердить рекомендации вот этому самому электротехническому вузу — его вузу, где предстоит ему сейчас встреча с группой номер два. Мартьянов был тогда уверен: стоит только принять их методическую записку, как в стране немедленно появятся целые колонны, полки, дивизии умелых и расторопных инженеров.
О дальнейшей судьбе их записки ему, как и другим, ничего не было известно. Но он поднимается сейчас наверх, в аудиторию, и может убедиться, как это выглядит на самом деле — процесс преподавания. И уже не оттуда, не со студенческих скамей, а отсюда, со стороны лектора, с его одинокого места на виду у всех. Чей-то голос шепнул: «Так тебе и надо!»
Говорили, в этой группе был до него другой преподаватель. Тоже молодой, из практиков. Вероятно, тоже хотел внести в занятия что-то новое, перестроить. Но почему-то не удержался, ушел.
Последняя площадка. Знакомый коридор. Раскрытые двери аудиторий. И оттуда вместе с неясным гулом дохнуло вдруг на Мартьянова что-то такое, от чего он еще сильнее стиснул ручку портфеля.
Быстрым шагом устремился он вперед, в аудиторию.
Первые же занятия во второй группе третьего курса по «Теории электротехники» обнаружили расстановку сил. Новый преподаватель Григорий Иванович Мартьянов не желал учитывать особенности своих слушателей. А слушатели, оказывается, имели уже разработанную тактику обхождения с лекторами.
Он входил в аудиторию быстрой походкой, будто едва успевая попасть сюда между разными важными делами, водружал на столик, как точку опоры, свой увесистый портфель, хватался за мелок и, не отпуская его До конца лекции, быстро отчеканивал наизусть то, что выучил на домашних репетициях, не давая ни себе, ни слушателям передышки.
Как раньше за диспетчерским пультом бросал он в телефон отрывистые команды, так и теперь кидал он в аудиторию резким, звонким голосом порции необходимых знаний. Быстро, фраза за фразой. Скорее сообщая, чем объясняя. Помнится, еще главный инженер Центрэнерго говорил ему: «Одни формулировки и почти никаких объяснений».
Выписав на доске ряды уравнений, он поднимал назидательно указательный палец, измазанный мелом.
Как очевидно… — произносил он и делал скачок мыслей, далеко не для всех очевидный.
Отсюда имеем… — произносил он и писал одно выражение за другим, предоставляя догадываться, каким образом «имеем».
Очень просто! — любил он повторять, хотя от этой простоты у многих из его слушателей начинали кружить в голове «вихревые токи».
Манера чтения, похожая на отдачу распоряжений. Аудитория, в свою очередь, пыталась взять реванш. Едва он заканчивал, как немедленно поднималась чья-нибудь рука.
— У меня вопрос!
Вопросы были самые неожиданные, непредвиденные, возникавшие непонятно по какой логике.
А почему там в формуле знак плюс? (Равносильно тому, что спросить: а почему дважды два — четыре?)
А как это объяснить с точки зрения современной электронной теории?
(Как объяснить, когда тут электронная теория вовсе ни при чем!)
— А могут ли напряжения столкнуться друг с другом? (Дураки лбами могут столкнуться!)
И все в таком роде. С невинным видом и взором полного доверия. Особенно отличалась одна девица, сидевшая в первом ряду. Курчавенькая такая, недурная собой, с темными озорными глазами. «Т. Белковская» — по списку. Она почти всегда запевала с одной и той же фразы:
Читать дальше