Юрий Вебер - Когда приходит ответ

Зуев уверенно, выработанными жестами и немного играя своей уверенностью, производил над машиной необходимые манипуляции. Схема, которую наметила для проверки «почтеннейшая публика», набрана. Режим работы машине задан. В путь! В логический поиск!

Зуев нажал кнопку.

Машина исправно переваривала то, что в нее заложили. Машина перебирала на своих релейных ячейках всевозможные комбинации из одиннадцати элементов. Сравнивала их с комбинациями, которые присутствовали в набранной схеме. Обнаруживала замкнутые цепи. Сообщала о них, останавливаясь и зажигая лампочки, как бы освещая свою память, которую можно потом стереть. Двигалась дальше, по команде, продолжая логический пересчет. И, опять останавливаясь на замкнутой цепи, предлагала свой ответ. И опять шагала дальше. До тех пор пока все комбинации не были пройдены, пока все цепи не перещупаны по логике двух значений: замкнуто — разомкнуто.

Иллюминация на фасаде машины окончательно погасла, и одна только лампочка засветилась сбоку, внизу. Зеленый зрачок.

— Конец цикла! — объявил Зуев.

Зрители словно с облегчением перевели дух и, выйдя из оцепенения, шумно задвигались, сгрудились над зуевскими записями, сделанными во время сеанса. Каждый раз, как машина совершала остановку и зажигала лампочки, Зуев записывал по ним ответ: из каких же сочетаний элементов получается замкнутая цепь. Цепь за цепью, — полный анализ.

Но антракт был недолгим. Второе действие спектакля. Машина должна найти для выбранной схемы таблицу включений, определить условия работы, которым удовлетворяет эта схема. Условия работы, расписанные по столбикам и строчкам строгого ритма музыки многотактного действия. Как по нотам. И присутствующие прекрасно знают: ноты эти такие, что с них-то и начинаются все муки творчества проектировщиков. А что скажет машина?

На машине универсальная таблица выстроена заранее в виде рядов маленьких переключателей, на которых удобно разыграть любой ритм работы. Двадцать рядов, как строчки, — по числу элементов. И по двадцать пять головок переключателей в каждой строчке, как столбики в таблице по числу возможных тактов. Двадцать на двадцать пять — достаточно внушительная нотная заготовка, годная для изображения весьма сложной релейной музыки. А на машине она занимает лишь какую-то часть передней панели.

Теперь, во втором сеансе, на этих нотах и пошла вся игра. Зуев ставил переключатели в разные положения: замкнуто — разомкнуто. Подряд, по столбикам и строчкам. Предполагаемые условия работы. И машина снова начала анализ.

Только беспрерывное пощелкивание раздается в наступившей тишине. Мерно пощелкивают внутри шкафа шаговые искатели, отбивая такты. Щелкает переключателями Зуев, пробуя найти таблицу, соответствующую выбранной схеме. И внутри чуткие реле производят операции сравнения: то, что набирает на ключах Зуев, и то, что имеется в схеме. А другие реле устанавливают соответствие или несоответствие. И останавливают машину, и зажигают сигнальные лампочки, предлагая переменить положение ключей, чтобы устранить несоответствие… Непрерывный обмен релейной логикой между человеком и машиной.

Показали они и еще одно, на что способна машина: находить в схемах повреждения. На определенном такте таблицы машина останавливалась и, словно тыча пальцем, сигналила: вот здесь, неисправность в этой цепи.

Да-а, это сюрприз! Малевич даже как-то застонал страстным шепотом:

— Ох, это бы нам! Нам бы это, а?

Зрители меняли места, устраивали для Белковской «перекур», а демонстрация далеко еще не исчерпала всех возможностей машины. Начались вопросы — вопросы людей, вполне искушенных в капризах техники. А как машина застрахована от потери какой-нибудь комбинации? А если нарушается синхронный ход искателей? А если модель схемы будет набрана на гнездах неправильно? А если… Вереница вопросов, которые наперебой задавали они машине.

Машина отвечала. То предупредительной остановкой. То сигналом: «Нет цепи!» — красный глазок. То сигналом: «Ложная цепь!» — зеленый глазок… На каждую возможную ошибку была придумана своя защита.

Но самый острый вопрос был задан, пожалуй, в самой мягкой, деликатной форме. Аспирант Виктор Павлович, до сих пор скромно молчавший за спиной Ростовцева, обратился к аспиранту Алексею Алексеевичу:

— Прошу принять это не как замечание или осуждение. Я попробую вместе с вами помечтать о будущем машины. Пока что она требует большого внимания человека. Записывать на каждом шагу ее ответы. Достаточно ли это удобно? А нельзя ли возложить запись тоже на машину?